Драконы во власти, «Пусирайт», осиротевшие актеры, полковые шлюхи и театр жестокости: Сергей Пузырев в интервью «ОН»

icon 08/02/2020
icon 09:18
Главная новость Важная новость
Драконы во власти, «Пусирайт», осиротевшие актеры, полковые шлюхи и театр жестокости: Сергей Пузырев в интервью «ОН»

Автор:

В орловском театре «Свободное пространство» с назначением нового главного режиссера произошли значительные перемены. Бывший актер театра Сергей Пузырев взял курс на обновление репертуара и воспитание нового зрителя. Корреспондент «ОН» встретился с молодым режиссером, чтобы узнать, как он относится к эпатажным постановкам своих столичных коллег, трогают ли его скандальные арт-акционисты, чем его привлекают театр абсурда и театр жестокости. В интервью вы узнаете, кому и за что, по его мнению, ветераны должны бить лицо, почему помимо закона об оскорблении чувств верующих следует бояться закона об оскорблении памяти, а также кого следует винить за ситуацию в стране.

Сергей, как мы будем общаться: на официозе, на «вы» или учтем, что мы бывшие сокурсники, и будем по-простому?

Конечно по-простому.

Сколько ты уже занимаешь должность главного режиссера?

После того, как у Валерия Лагоши закончился срок договора. А официально с сентября 2019 года.

Ты сам предложил свою кандидатуру на этот пост или тебя поставили перед фактом?

Это получилось как-то само собой. Так как надо было кому-то начать двигать ситуацию в отсутствие худрука, и так как я уже был режиссером, поэтому предложили мне, раз уж я все равно этим занимаюсь.

Других желающих не было?

Я не интересовался.

Но я не худрук, здесь есть некоторые тонкости. Худрука назначает управление культуры, а главного режиссера нанимает сам театр. Это разные контракты, разное подчинение, разные обязанности. Поэтому мы решили ограничиться главным режиссером. Но меня это устраивает, на мне меньше ответственности, я не занимаюсь административными вопросами. На мне только творческий процесс.

Как на такое повышение отреагироваливаши коллеги актеры?

В целом, после ухода Михайлова в труппе возник страх за то, а как все будет дальше. Потом худруком был назначен Валерий Евгеньевич. Мы сами за него просили, чтобы сразу закрыть эту брешь, чтобы нам никого чужого не подсунули. Потом предложили мне, так как я изнутри театра. Конечно, меня некоторые актеры из старшего поколения воспринимают как бывшего студента. Но с другой стороны, все успокоились в том плане, что не придет новый человек и не станет здесь под себя что-то менять. У меня нет необходимости перетрясать труппу, тем более что талантливых и адекватных актеров нелегко найти. Кроме этого, когда мы стали приглашать сторонних режиссеров, они выдохнули, не нравится работать с Пузыревым, я пойду с другим поработаю. По сути дела, мы смогли занять практически всех актеров и предоставить им возможность поработать с разными режиссерами.

А как сам театр, труппа восприняли уход Михайлова?

Это была очень тяжелая ситуация. После 30 лет работы с ним актеры, можно сказать, осиротели. По сути дела, театр создан из его учеников, плюс старое поколение, которое пришло чуть раньше. Еще это произошло как-то очень неожиданно, без подготовки. Все случилось буквально за месяц. Все были очень удивлены, были и слезы, все, как полагается.

Первый год был очень сумбурным, пока не нашли опору. Потому что с уходом руководителя уходят все его связи. Нарушается привычная работа, никто не знает, как и что он делал.

А сейчас театр поддерживает отношения с Михайловым?

Здесь сложная ситуация. Ведь, как ни крути, расстались мы сложно. Кто-то на него обиделся за уход, кто-то его обидел. Какое-то время мы не контактировали. Он, видимо, на новом месте осваивался, мы со своими проблемами пытались разобраться. Но вот после выхода спектакля «А зори здесь тихие» он прислал поздравление, что для меня это стало неожиданным. Мы его пригласим на юбилейный фестиваль «Люди», так как он его придумал и создал, и мы надеемся восстановить общение.

А можешь сказать, что тебе ближе актерство или режиссура?

Не, не, не, актерство не мое. Актерство – это когда человек любит, чтобы на него смотрели. Я не люблю этого, я достаточно закрытый человек в этом плане.

А зачем в таком случае ты перевелся с нашего режиссерского курса на актерский?

Ну, там была личная история. Тогда нет, но потом я понял, что это был хороший ход. Если бы я закончил режиссуру, неизвестно, куда бы я попал. Я отмучился, заплатил за свое решение пребыванием на сцене. В какой-то момент мне даже стало нравиться, но, когда я увидел себя на видео, я понял, что этому человеку нечего делать на сцене. А так как у меня все-таки склонность к анализу, то я не могу сказать себе: «Ну ладно, просто в этот раз не получилось».

Есть такой стереотип, что каждый актер мечтает сыграть Гамлета. Какого персонажа ты видишь в себе? Кого бы хотел сыграть?

Есть несколько персонажей, которыми бы мне хотелось пожить. Гамлет входит в это число. Мне, например, не интересна тема маленького человека, а интересна героическая история. Мне нравятся как герои–борцы за справедливость, так и герои-злодеи. У меня есть внутренняя потребность побыть этими персонажами, так как в реальной жизни у меня нет возможности, например, высказать ту злость, которая во мне кипит, заступиться пафосно за кого-то, нет таких конфликтных ситуаций просто. Мне всегда были интересны такие острые проявления.

Ну кто, кроме Гамлета?

Мне бы было интересно и Ричарда сыграть, Макбета, Калигулу в конце концов. Мне интересны герои-сверхчеловеки. Актер ведь эволюционирует от роли к роли, чем выше и пафоснее у него роль, тем возвышенней и он. Если актер все время будет играть селедку, то он ей и останется, он так себя и будет чувствовать.

А, например, если брать «Братьев Карамазовых», кто ты из этого романа?

Я, конечно, Ваня. Вот эти все его истории «Слезинка ребенка», «Великий инквизитор» - это те неразрешимые вопросы, на которые и я не смог себе ответить, почему бог допускает такое. Видимо болезнь к Ивану приходит от парадокса: он и понимает, что бог есть, но он не может его простить и не может его оправдать: как будучи всемогущим, ты такое допускаешь? И в этой ситуации ему остается или в сатанисты уходить и бороться с таким богом или сойти с ума. А на Диму меня не хватает, я не такой эмоциональный, не такой страстный человек.

Должен ли режиссер быть «насмотренным», т.е. следить за постановками коллег?

Да, но эта начальная стадия, когда ты «воруешь». Ну, конечно, надо «воровать» у великих. Надо брать у тех, кто однозначно тебя впечатлил, кто внутренне тебя перевернул. Учеба – это период накопительства. Человеку вообще нужно много чего потрогать, чтобы понять, кто он такой, что ему близко и что он категорически не приемлет. Потом уже на основании всего увиденного и попробованного, когда набьется рука, ты можешь сказать: «Вот что я по этому поводу думаю». 

Мне кажется, что актерская школа утрачивается. 2000-е – это такая эпоха дилетантов. Потому что люди на каком-то хайпе поднимаются, как говорится, слышно тех, кто громко кричит. Многие театры идут в сторону эпатажности, но она же исчерпаема. Ну, раздел ты человек, заставил его совокупляться на сцене, а дальше что, чем будешь удивлять? Дальше тебе придется разрезать его и есть. А дальше? Всему есть предел. Да, зритель удивится, увидев голого актера, но ему же и сюжет интересно узнать.

Я как раз и хотела спросить про новую волну режиссеров. Последнее время очень много дискуссий по поводу постановок Кирилла Серебренникова, Константина Богомолова? Что-то из этого ты видел?

Мне очень понравился спектакль Серебренникова «Господа Головлевы», очень хорошее кино у него «Изображая жертву», я им очень впечатлился, особенно мне там тема Гамлета понравилась. Но другие его спектакли, я не много их посмотрел, меня не впечатлили, я не понял, зачем он их делает. 

А что тебе не нравится в современном театре?

Когда берут исторический факт и рассказывают нам, как было на самом деле, пользуясь тем, что очевидцы тех событий им уже не могут ответить. Мне не нравится, когда актер или режиссер начинают судить, например, о войне, с колокольни современного человека: «Я думаю, что в подобной ситуации я бы почувствовал то-то, а значит, так бы себя чувствовали и они». Это ужасное заблуждение. Вот фильмы «Сталинград», «Т-34». Мне кажется, что, если бы сейчас были бодры ветераны, они бы били этих режиссеров в лицо, мол, ах вот мы, оказывается, как воевали! Такие фильмы не могли бы выпустить в 50-е, потому что фронтовики авторов поставили бы на место.

Плохо, когда историческое событие преподносится с точки зрения современности в том, что зритель начинает думать, что все действительно так и было. Вот «Дылда», например. Вообще удивительно, что страна, которая празднует 75 лет Победы, отправляет на Оскар фильм про полковых шлюх. Ужасна сама мысль автора о том, что женщина на войне выживала только благодаря тому, что она всем давала. Что у тебя в голове вообще, режиссер? Тебе что, действительно эту тему было интересно исследовать, ты болел этим, с детства думал? А сколько было женщин-героев: разведчиков, снайперов? Мне кажется, что на этой исторической теме просто хотят славы найти. 

Кстати, я хотела спросить про новый спектакль «А зори здесь тихие». Вице-спикер облсовета Михаил Вдовин поделился своим мнением об уведенном. Его твоя «авангардная» трактовка «разочаровала», «не смог донести до зрителей весь трагизм и боль этих событий». Как ты это прокомментируешь?

Это мнение, он имеет на это право. Я не могу понять, что он имеет в виду, говоря «слишком авангардно»… Те приемы, которые я использовал, совсем не авангардные, их используют очень давно, это далеко не новация. А когда он пишет, что режиссер не достиг своей цели, хочется спросить, а какая у меня была цель? Вы мне цель ставили, которую я не достиг?

Когда мне говорят, мне ваш спектакль не нравится, то спрашиваю, а какой вам нравится? И когда называют, я понимаю, подо что человек «заточен»: ему нравится такой жанр, он вот эту тему понимает, для него это близко. После этого у меня часть вопросов сразу отпадает. Мы не смогли достучаться до его сердца, но достучались до другого. С другой стороны, мы не можем делать спектакли универсальными, чтобы они понравились и были поняты десятиклассникам и искушенным театралам.

К каждому пробиться мы не можем, потому что люди разные, разные уровень образования, сфера деятельности, заинтересованность. Конечно, такие отзывы неприятны, но я думаю, что ни один спектакль без таких рецензий не проходил.

Вот сейчас тебя представитель власти раскритиковал, а ты часто критикуешь власть через художественные формы?

Мне не очень нравятся такие чиновничьи темы, как «Ревизор», «Нос», мне не нравится погружаться в эту среду. Мне нравятся высокие или героические темы. Например, у меня есть идея сделать «Дракона» Шварца.

Я думаю, что основная мысль не в том, что дракон плохой, а в том, что народ достоин своего дракона. Мне кажется, что все те чиновники, которые у нас существуют, выбраны нами, это мы позволяем им такими быть. Не нравится что-то, измените. Почему ничего не происходит - видимо не припекло. Я буду делать о людях, которые это принимают, а не о тех, кто ими рулит.

Я, конечно, и себя к таким причисляю. Я не делаю каких-то шагов к достижению справедливости. Но у меня есть театр, где через спектакли я могу высказать свое мнение. Театр может усовестить человека или зажечь в нем какую-то мысль. Почему я хочу говорить о драконе, потому что мне нужно и себя вздернуть, подцепить, потому что мы уже такие терпилы. Когда мы смиряемся и с экологической, и с политической ситуациями, с войнами, значит нам не жалко тех, кто идет после нас.

Я хочу вернуться к теме постановок или других проявлений искусства, которые вызывают неоднозначную реакцию у зрителей? Например, после выхода фильма «Матильда» было много бурлений. Как считаешь, можно ли художественным произведением оскорбить чьи-то чувства?

Я думаю, что можно, но не считаю, что этот вопрос должен регулироваться государством. Есть информация о фильме, о спектакле, по которой ты понимаешь, хочется тебе это смотреть или нет. Никому же не навязывали просмотр. «Матильда» сам по себе фильм плохой. Чем люди оскорбились, я не знаю.

Но мне кажется, что формулировка «оскорбление чувств верующих» очень расплывчатая. По этой логике, например, араб может оскорбиться тем, что ты ешь свинину в его присутствии. Этот закон, как резина, его можно растянуть до чего угодно. Что теперь нужно на все греческие статуи лифчики и трусы надеть? Две тысячи лет стояли, никого не смущали, а теперь заметили… Это же смешно.

Всегда существовало искусство для разных возрастов. Детей сначала водили в кукольный театр, потом в театр юного зрителя, потом в классический академический и только потом в балет и оперу, потому что это сложные виды искусства. Ребенок должен научиться видеть, понимать, расшифровывать. Как с живописью и музыкой.

Мы не можем говорить, что какие-то темы брать нельзя. Искусство может говорить, о чем угодно. А вот хорошее или плохое это искусство зависит о того, какую форму, какой язык выбрал режиссер. Одна из опасностей, которая, мне кажется наиболее реальной, это разговоры о появлении закона об оскорблении памяти.

Как определить эталон памяти. Когда человек, переживший войну, говорит о том, как там было, он говорит объективно или так, как он запомнил, как он это воспринимал. Нельзя опираться только на человеческую память, должно быть документальное подтверждение. У нас же до сих пор нет нормального учебника по истории отечества, а мы говорим о законе о защите памяти.

Чувства, память, это те вещи, которые трудно взвесить, их нельзя подводить под какой-то закон. Это вопрос нравственности, морали. Эти вещи должны регулируются самим обществом. Не нужно каждый шаг человека регламентировать законами. 

Сегодня все большую популярность набирает такая форма протеста как акционизм. Его уже определяют, как особый вид искусства. Следишь ли ты за арт-активистами, которые привлекают к себе внимание не совсем привычными способами, «Пусирайт», например, Павленский? Разделяешь ли подобные взгляды ведения борьбы с закостенелостью, со скрепами, с властью?

Меня это не трогает. Когда мы учились, мы устраивали перформансы, брали полотенца, зубные щетки и садились в автобус, «помывки» там устраивали. Они не были ни на что направлены, только на шокирование публики, на привлечение внимания, на актерское раскрепощение.

Акционизм – это в первую очередь привлечение внимания к себе: «Смотрите, я художник». При этом художественная ценность этих акций сомнительная, больше скандальности. Не понятен их зритель и конечная цель.

Да они обратили на себя внимание. Но для интеллигенции это неинтересно. Интеллигенция и так раскачена, она всегда сомневающаяся, ищущая. Для нее подобные акции проводить бессмысленно, она и так в этой теме. Но для обывателя это непонятно. Обыватель наоборот после увиденного становится на сторону скреп. «Пусирайт» своей акцией против себя же сыграли. После их действий власть только укрепилась. Для моей мамы, как для обычного человека «Пусирайт» - это ужас, зло.

С консервативно настроенными людьми такими способами невозможно добиться желаемого. Если их цель – потрясти, взбудоражить, заставить задавать вопросы, то такими акциями они получают обратное. Люди закрываются. Единственное, что они запомнили, что какой-то «дебил» себя к мостовой пригвоздил.  Единственная их реакция – он позорит нашу страну. Кроме славы для самого «исполнителя» эти акции ничего не несут.

Давай вернемся к теме режиссерской смелости, в тебе же она тоже есть. Спектакль «Вторая жизнь Жанны Д’Арк» тому подтверждение. На премьере слышала, как зрители более зрелого поколения, да и не зрелого тоже, неодобрительно цокали в определенных сценах.  Это же тоже своего рода провокация? На какую публику ты работаешь? Кто твой зритель?

В самой постановке ничего авангардного нет, сам сюжет так сложно построен автором. Здесь та самая моя любимая тема – становление героя. Как в средневековой актрисе постепенно вырастает осознание того, что за справедливость надо бороться. Если предположить, что Жанны не существовало, и за нее выдавали актрису, то при всех тех обстоятельствах, событиях, которые происходили в той стране, оказывается, что и она восстанет.

Мне казалось, что «Жанна» будет интересна подросткам. Потому что тема бунтующего подростка для них естественна. Жанна – 18-лентяя девушка, видит все несправедливости мира и пытается его изменить очень наивным способом, по-максималистски – уничтожить. Это подростковая история, потому что с возрастом мы начинаем смиряться со многим: здесь я потерплю, здесь все-таки не черное, а серое, а здесь я сам виноват.

С этим спектаклем у меня есть проблемы, конечно. Потому что пьеса рассчитана на достаточно образованного зрителя, хорошо ориентирующегося в этой теме. В «Зорях» тоже отчасти может быть эта проблема. Потому что я рассчитываю, что зритель знает сюжетную линию и приходит посмотреть на то, как это все будет происходить. 

Как ты подходишь к отбору материала? Есть ли какие-то рамки, за которые нельзя выходить или ты свободен в своем выборе?

В репертуарном театре очень большие ограничения. В выборе материала я ограничен труппой, репертуаром, направленностью нашего театра. Я должен подобрать материал так, чтобы нагрузить всю труппу, что бы ни одни и те же актеры у меня играли во всех спектаклях. Если у нас в этом году идут одни комедии, то я должен взять что-нибудь другое. В конце концов, остается очень узкий коридор, остаются 3-4 произведения, которые соответствуют сегодняшним возможностям и потребностям. На последнем этапе идет мое личное отметание произведений, которые мне не интересны.

Что точно не будет идти в репертуаре вашего театра?

Тут зарекаться трудно. Мне нравится одна мысль, она звучит так, что нельзя у человека отбирать надежду. Можно говорить, что все плохо, что мир – это ад, но надо обязательно оставить чуть воздуха, лучик, ниточку. В нашем театре мы говорим: есть дверца и она приоткрыта.

Зритель должен пережить трагедию героя, прочувствовать предательство, измену, убийство, то, что ты в жизни, дай бог, никогда не испытал. Театр дает возможность получить такой опыт и сделать вывод. 

Давай вернемся к тому времени, когда мы познакомились. Во время учебы в институте, тебя интересовал театр абсурда, увлекал театр жестокости. Изменились ли предпочтения?

Да, я очень люблю этот театр. У меня, конечно, сместилось понимание смысла театра жестокости. Тогда я его представлял, как жестокость в прямом смысле.

Театр обязательно должен быть жестокий в плане тотальности воздействия на человека. Я часто использую разные уровни атаки на зрителя: что-то в мозг кидаю, что-то в сердце, даю какой-то визуальный ряд. Чувства, глаза, уши зрителя, все должно быть схвачено, плюс хорошо бы еще и духовность цеплять. И в этом, на мой взгляд, жестокость, чтобы его вот так хватали, и он два часа не мог вырваться из лап спектакля из мира, в котором он никогда не сможет побывать.

Но в этом плане театр жестокости очень опасен. Здесь есть момент ответственности: куда ты хочешь отвести зрителя, что хочешь показать, что сказать, во что превратить? В такой тотальный театр я, конечно, не могу бросаться, потому что не уверен в том, что я однозначно прав. Но какие-то элементы этого театра они должны быть обязательно.

А театр абсурда он просто не может не быть. Парадокс разрушает логические конструкции, позволяют человеку взглянуть на объект или событие с другой точки зрения. Это зрителя шокирует и как бы обновляет информацию о том, что он знал до этого. Абсурд – это способ включить зрителя в игру. Это абсолютно интеллектуальный театр.

Мне ближе не комический абсурд, а трагический, который связан с экзистенциализмом. Это театр потерявшейся души. Это путь героя, который знает, что он погибнет, но продолжает идти туда, где даже нет никакого обета, что вот там, его ждет какая-то награда, не будет подтверждения в том, что он прав. 

Не хотел бы сейчас поставить что-нибудь в этом направлении?

А кому это интересно? Я планирую на малой сцене время от времени делать эксперименты. Но проблема экспериментов в том, что у нас в городе зрителей для восприятия подобного не много.

И надежды нет?

Я думаю, что сейчас в театре идет процесс воспитания нового поколения зрителей. Сменилось руководство, немножечко сменился репертуар, сменилось поколение подростков. Они теперь более требовательные, хотят более умные произведения смотреть, ждут, что их будут удивлять не зрелищностью, а темами. Почему «Чучело» получило популярность? Потому, что в спектакле идет жесткий разговор со зрителями без каких-то заигрываний. Я думаю, что постепенно вырастет зритель, готовый посмотреть и «Калигулу». Но это еще не скоро.

Если ты посмотришь на себя сегодняшнего и того, что был 20 лет назад, между этими двумя людьми большая разница?

Да, жуткое разочарование. Я люблю себя молодым, потому что я был острее, честнее, может быть, был глупее в какие-то моменты, но мне нравится состояние подростка. Потому что с возрастом приходит конформизм, ты становишься терпеливым к каким-то несправедливостям, смиряешься с какими-то явными глупостями. С возрастом я становлюсь пугливее, мне есть что терять. Что мне было терять в юности, чемодан книг? Сейчас уже хочется комфорта, спокойствия. Есть много того, чего можно стыдиться, что можно было бы поменять. Я надеялся, что я буду более хорошим человеком в этом возрасте, не буду слабаком в каких-то вопросах. Но, наверное, еще есть время попытаться что-то изменить.

Что для тебя театр: способ самовыражения, коммуникации с миром, кафедра?

Когда я приехал в Орел учиться, я был уверен, что театр – это единственное, что может изменить мир. Он проникает в человека незаметно, ненавязчиво, но может потрясать его до основания. Для меня театр – это способ найти своих людей, близких по духу. А это те, которые понимают и принимают то, о чем я говорю, чем делюсь в своих спектаклях. Это разговор с самим собой, способ самопознания. А кроме самопознания больше нечем в мире заниматься.

Над чем ты работаешь сейчас?

С апреля мы начинаем работу над «Маугли». Будет большой детский спектакль. Также у нас запустились два спектакля: мюзикл «Кармен. История Хосе» (режиссер Виктория Печерникова) и лирическая комедия «Ночи Кабирии» по фильму Федерико Феллини (режиссер Игорь Ларин).

Есть ли у тебя предварительный список произведений, которые ты хотел бы поставить в ближайшие несколько лет?

Есть такой интересный автор Лаура Синтия Черняускайте. Одна из первых моих постановок была ее «Скользящая Люче». Вот у нее есть еще одна хорошая мело-драматическая пьеса с налетом мистики «Чувство близости».  В ней, опять-таки, необычный угол зрения на человека. Может быть, мне это близко потому, что это Прибалтика или просто автор хороший.

Я бы, конечно, хотел попробовать «Макбета» Шекспира, но так как у нас только что «Сон в летнюю ночь» вышел, то, наверное, года полтора я его трогать не буду. Интересно было бы с Булгаковым поработать, но, чтобы его делать, нужно точно созреть. На мой взгляд, «Мастер и Маргарита» - это такое произведение, за которое можно браться, когда тебе «разрешат». Зная те истории, которые происходили в театрах, где пытались его поставить: где-то актер умер, где-то театр сгорел, а еще творческие люди по своей природе мнительные, то тут точно будут притягивать. В брянском ТЮЗе я как-то делал «Горе от ума» и я хотел бы еще раз к этому вернуться. И «Маленькие трагедии» Пушкина тоже интересны. Из современных авторов мне наверно только Мария Огнева, есть у нее интересные пьесы.

Какие спектакли, идущие в театре, ты бы обновил, дал бы им новое прочтение, новую трактовку?

Нет, я считаю, что в сложившиеся спектакли нельзя вмешиваться, у них есть своя жизнь, есть свой зритель. Есть спектакли, которые для меня сомнительные, недодуманные, по моему мнению. Я мог бы поспорить с режиссерами, которые это делали, но это, знаешь, вопросы вкусовщины.

Вопрос не по теме. Ты же наверняка знаешь о событиях, которые происходят за стенами театра. Сейчас противники благоустройства соседнего сквера активно выражают свою позицию, выступают против вырубки деревьев и строительства фонтана. Ты сам за благоустройство прилегающей территории или против?

Я как-то краем уха слышал эту историю. Мне не понятно вот что. Почему у нас существуют места абсолютно заброшенные и такие как в центре, где достопримечательность на достопримечательности? Зачем пихать все в одно место? Есть много прекрасных мест для организации отдыха. Я не считаю, что нужно красивое место разрушать, чтобы сделать его еще красивее. Если бы в городе все было классно, и уже негде было бы красоту наводить, то да.

И еще один вопрос. С некоторых пор в вашем здании работает паб. Это администрация театра сдает в аренду площади? Вам не докучает такое соседство?

Я не знаю, кому и на каких условиях принадлежит эта площадь, но мы никак не можем повлиять на их присутствие или отсутствие. Ведь мы не собственники здания театра. У нас проблемы с этим заведением в том, что у нас общая вентиляция и когда они начинают готовить, мы знаем, что они готовят. Кроме того, дверь из этого заведения ведет в зрительскую часть. И, несмотря на то, что она закрыта на замок, посетители кафе неоднократно ее ломали. К сожалению, по закону сдавать это помещение в аренду можно только через торги. То есть, в результате, неизвестно, кто эти торги выиграет. Так и получилось. Выиграла торги вполне приличная компания, поработала год, бизнес не пошел, и они сдали это помещение в субаренду. И вот тут для театра начались проблемы.

Не огорчает, что молодежь идет не в театр, а в пивную?

Меня больше огорчает, например, отсутствие полицейского патруля. У нас есть больное место – это Александровский мост, где летом собираются машины с большими колонками и устраивают концерт. На спектаклях иногда слышно, как они звучат. На мой взгляд, это неадекватное поведение. Кроме того, театр растет и развивается, и скоро может возникнуть такая ситуация, что громкая музыка с улицы будет мешать не только нашим зрителям в зале… Тоже самое с этим пабом. Туда приходят 14-летние подростки и пьют прямо у входа. За этим вообще кто-то смотрит?

Если продолжить о проблемах… Ремонт в театре закончился?

Он закончился давно. В августе 2016 года театр сдан в эксплуатацию. По всем проблемам, которые возникали в течение этих четырех лет, мы писали письма в адрес Госзаказчика с просьбой устранить те или иные недочеты в рамках гарантийных обязательств. Однако в следующем году срок гарантийных обязательств заканчивается и театр может остаться один на один со всеми последствиями ремонта.

Если бы существовала машина времени, и ты мог бы отправиться в прошлое и стать свидетелем каких-то событий, какие бы ты хотел увидеть своими глазами?

Мне было бы интересно, попасть во времена жизни Христа или Будды, присутствовать в такие моменты, когда завязывались основные узлы: становление христианства, возникновение Вавилона, Китая, Египта, последние дни существования цивилизации Майя. Кульминационные события. Потому что, чем дальше от этих событий, тем более размытыми становятся их очертания, больше появляется трактовок этих событий. Хотелось бы посмотреть, что там было на самом деле. Было бы интересно также попасть во времена зарождения планеты, если можно было бы сохранить свою жизнь.

В чем черпаешь вдохновение?

А что такое вдохновение? Это что-то, что очень похоже на влюбленность, которая из неоткуда в тебя «бульк». Оно, наверное, появляется в тот момент, когда ты свою мысль рассказываешь человеку и видишь, что он на нее откликается. Мне как режиссеру для вдохновения нужен актерский отклик. Если на репетиции передо мной сидят унылые актеры, то это очень сильно обрубает. Но когда хотя бы один из них слушает тебя, понимает, что ты говоришь, вот это очень сильно дает энергию, тогда тебя начинает переть как художника.

А как в целом относишься к тому, что сегодня происходит в России? Тебе нравится время, в котором ты живешь?

Время же не выбираешь. Сложный вопрос. В этом времени много того, что я не люблю. Но опять же, вопрос не во времени. Вопрос в людях. Люди делают это время и, если мне что-то не нравится, значит я ничего не сделал такого, чтобы в нем было так, как нравится. Если я в этом мире чувствую себя неуютно, значит я окружил себя такими ситуациями и такими людьми. Когда перебираешь времена, то думаешь, а в какое время было лучше? Некоторые говорят, вот при царе. А с чего ты взял, что ты был бы дворянином при царе, а не крепостной крестьянкой?

Кто-то говорил, что плохо жить во времена перемен. Но вот мы живем во времена перемен, я отчасти рад, что наше поколение видело несколько стадий развития государства: пережили времена перестройки, 90-е, где поймали полнейшее ощущение свободы, даже анархии. И сейчас наше поколение может сравнивать, как было и как стало. Но я уверен, что человек вокруг себя может создать свой мир, в котором он будет счастлив в любой стране, в любом времени. А если он этого не делает, ну, значит его все устраивает.

Логично. Спасибо за интервью.

Беседовала Ольга Каштенкова.