«Никто не знает, к кому прикатится колобок народного доверия»: пересказ доклада Екатерины Шульман о российской оппозиции

В первой декаде февраля в обществе «Мемориал» при содействии Школы гражданского просвещения и Фонда Михаила Прохорова состоялся семинар со злободневным по сегодняшним временам названием «Об оппозиции». Одним из его ключевых спикеров стала политолог, доцент Института общественных наук РАНХиГС, специалист по проблемам законотворчества, член Совета при Президенте РФ по развитию гражданского общества и правам человека Екатерина Шульман. О том, почему оппозиция нужна цивилизованному обществу, об изменениях, произошедших в народном сознании за последние два года, о вновь воскресшем феномене протестного голосования, об имитации протеста, а также самом востребованном на политическом поле акторе, читайте в конспекте доклада.  

Об идеальной оппозиции

Когда мы говорим об оппозиции, мы подразумеваем группу людей, которые не находятся у власти, но хотят туда попасть. Этим фактом власть склонна порой манипулировать: она презентует оппозицию в виде некоего захватчика, стремящегося заполучить всю полноту власти, чтобы делать то же самое, что и сейчас, но в свою пользу. На самом деле, чем более здорова ваша политическая система, чем более она конкурентна, тем более власть в ней разделена между институтами, группами интересов, социальными стратами и экономическими субъектами. Она может распределяться более равномерно или менее равномерно, но в цивилизованном обществе никто не волен ею распоряжаться единолично.

О подзабытом протестном голосовании

Что происходит у нас? Какие тенденции присутствовали в последние пару лет в российской политике, какие из них выявил 2018 год? В ушедшем году мы впервые за долгое время услышали термин «протестное голосование». Он широко употреблялся в 1990-е и означал готовность избирателя голосовать за любую партию, любого кандидата лишь бы не за партию большинства или за кандидата от власти. В 2018 году мы опять увидели этот тип политического поведения на примере целого ряда региональных выборов.

До этого периода весь комплекс отрицательных электоральных эмоций выражался в основном в гражданском абсентеизме, то есть в неучастии в выборах. Люди предпочитали не ходить на избирательные участки, поскольку не видели в этом смысла, не верили в результат голосования, не видели в бюллетене тех, кто мог бы быть им симпатичен. А сейчас те, кому всё не нравится, начали снова приходить и голосовать “назло”. Эти признаки общественного недовольства были заметны еще в 2017-ом, а пенсионная реформа стала для него лишь катализатором, а не причиной.

О рейтинге действующей власти

В прошлом году мы увидели снижение всех видов рейтингов действующей власти: рейтинга одобрения, электорального рейтинга, рейтинга доверия. Это касалось и самых манифестных – президентских замеров. Рейтинг одобрения - это отношение к тому, что  президент делает, как президент, как он выполняет свои обязанности. Электоральный рейтинг отвечает на вопрос, проголосовали бы вы за него, если бы выборы проходили в ближайшее воскресенье. Рейтинг доверия означает, доверяете ли вы такому-то. Понятно, что это несколько пересекающиеся облачка, если рисовать их в виде схемы, но есть и различия. Самый высокий, хотя и имеющий тенденцию к снижению – это рейтинг одобрения. Сейчас он выше 60 %, если брать усредненные данные разных социологических служб. Самый низкий – это электоральный рейтинг. Он колеблется в районе 30%. Между ними находится рейтинг доверия, но он гораздо ближе к электоральному рейтингу, чем к рейтингу одобрения.

Возникает вопрос: как это может быть?  Как можно одобрять того, кому ты не доверяешь и за кого не хотел бы проголосовать, если бы у тебя была такая возможность? Социологи объясняют это, как правило так: рейтинг одобрения – это признание status quo. Это констатация факта, что президентом является тот, кто является. Это отражение уровня базовой или пассивной лояльности. Рейтинг доверия – это эмоциональное отношение, это своего рода “люблю - не люблю”, “нравится - не нравится”. Электоральный рейтинг - “проголосовали ли бы вы за этого человека в ближайшее воскресенье” - подразумевает вопрос, хочу ли, чтобы также было и дальше.

О партии стабильности

Если мы посмотрим на рейтинги доверия партийной системе или парламенту, где представлены парламентские партии, там все еще хуже. 78 % опрошенных считают, что никакая партия не выражает их интересов. Очень высокие цифры полагающих, что партии выражают исключительно интересы богатых, облеченных властью и не интересуются простыми людьми и их нуждами.

Еще один важный социологический показатель, который стоит упомянуть: количество тех, кто выступает за стабильность, по сравнению с теми, кто считает, что нужны перемены. Долгие годы партия стабильности имела большинство, а те, кто были за перемены оставались в меньшинстве. Лето 2018 года оказалось переломным по ряду показателей, в том числе и по этому. Кривая поклонников стабильности пошел вниз, а сторонников перемен – вверх, произошло перекрещивание этих двух кривых. Более подробно эти цифры можно рассмотреть в исследовании Института социологии РАН.

О партии перемен

Желание перемен в ответах респондентов варьируется от решительных и масштабных, до небольших, тактических. В исследовании по этим показателям сравниваются 2016-й и 2018-й годы. До пенсионной реформы в мае 2018-го ситуация выглядела следующим образом: к партии перемен прибывало, но росла она за счет сторонников небольших изменений. В 2018-ом по сравнению 2016-м их доля уменьшилась, а доля тех, которая хочет более масштабных перемен увеличилась. При этом доля тех, кто считает, что перемены не нужны, снижается, но медленно: в целом эта страта остается достаточно стабильной. То есть так называемое лоялистское ядро в обществе сохраняется, но большинство уже за теми, кто считает перемены необходимыми, и эта страта радикализируется: если год назад они скорее были за небольшие перемены, то теперь уже - за масштабные.  

Конечно, все эти вопросы носят чрезвычайно общий характер. О каких переменах идет речь, думаю, толком не знают сами отвечающие, или каждый понимает их по-своему.  То есть нужно понимать всю степень условности, когда мы опрашиваем людей на такие сложные темы в таких обобщенных терминах как “перемены” или “стабильность”. Тем не менее, есть тенденция, которую нельзя не видеть.

О доверии СМИ и партийным структурам

Эту же картину мы наблюдаем, когда респондентов опрашивают о доверии СМИ: государственным, негосударственным, интернету, телевидению или конкретным журналистам. Выяснилось, что доверия нет никому. Цифры под фамилиями отдельных журналистов, которых опрашиваемые могли вспомнить - абсолютно ничтожны. Поэтому говорить, кто на первом, на втором и на третьем месте не буду, потому что герои исследования не имеют по сути ничего. Интересно, что доверие государственным СМИ снижается, но при этом ни к кому другому особо не возрастает. Интернет в целом как источник  информации показывает рост популярности, но рост доверия ему по сравнению с этим довольно слабый.

То же самое мы видим в рейтингах доверия партийной системе. Нынешним партиям народ не доверяет, потому что они не отражают его интересы, а поддерживают богатых и чиновников. А кому доверяет? А никому! Каких перемен хочет? Непонятно пока.

То есть, сейчас мы сталкиваемся с моментом, когда колобок народного доверия укатился от бабушки и дедушки и никуда пока особенно не прикатился. Он, как говорится по-английски, goes a-begging - ходит просит, чтобы кто-нибудь его скушал. Но пока никого он не нашел, кому бы он смог довериться в какой-то измеримой части.

О протопартиях

На что в обществе есть запрос, кроме туманных пожеланий “развития в правильном направлении”? Этот запрос толком не формулируется респондентами, но он есть, и его можно разбить на составляющие. Социологи, в частности, спрашивают о ценностях, в рамках которых должна развиваться Россия. Несмотря на то, что формулировка довольно общая, кое-какие интересные ответы мы можем получить.

Если мы берем разбивку, то что мы видим? Это, прежде всего, лоялистское ядро поклонников стабильности, которые говорят, что и так все правильно, и так все хорошо. Оно крутится вокруг 30 %, в зависимости от формулировки вопроса.

Есть группа поклонников социальной справедливости, которая говорит, что государство должно больше заботиться о населении, быть более щедрым по отношению к нему. Ее условно можно назвать левой партией справедливости. Есть партия «закона для всех». Она считает, что государство должно устанавливать общие правила, следить за их соблюдением, в общем, помогать слабым и распределять ресурсы как-то более адекватно. Она представляет собой значительный кусок электорального пирога. В процентном отношении он составляет 26 – 28 %.

А есть, к примеру, страта, которая утверждает, что у нас должна быть более открытая, менее агрессивная внешняя политика, что мы должны двигаться в сторону Европы. Это протопартия, которой на сегодняшний день не существует в публичном пространстве, а ее сторонники фактически объявлены изменниками Родины. Каждый, кто находится в этой страте, думает, что он один такой извращенец. Но на самом деле, их в нашей стране много. В зависимости от формулировки вопроса и выборки различных обстоятельств, таких людей от 18 до 24 %.

Далее у нас имеется протопартия «Россия - для русских». Она постулирует, что государство должно защищать титульную нацию. Ее нужно поднимать и обеспечивать, бороться с иммигрантами, в общем, устанавливать справедливость в ее пользу. Это условно националистическая партия и это от 10 до 12 процентов опрашиваемых, что тоже немало.

Что интересно, ни одной из этих партий не существует в публичном политическом пространстве. Никакой либеральной городской вестернацизионной партии нет и в помине. Нет на сегодняшний день и националистической структуры, которая могла бы успешно баллотироваться в муниципальное, региональное собрания или в Государственную думу. Они или в нашей стране запрещены, или находятся под плотным присмотром силовых структур. Имеется только партия “Оставьте нас в покое”, и её рейтинг примерно равен размеру этого самого лоялистского ядра.

О том, как найти того самого

Если мы хотим ответить на вопрос, где у нас пространство для оппозиционной деятельности и как должен выглядеть тот политический субъект, который мог бы стать бенефициаром антиэлитного и антивластного запроса, то обычно говорят, что такой человек должен быть левым и базировать свою риторику на понятии справедливости. Но это - чрезвычайно обобщенный термин. Иногда справедливость – это закон, иногда – милосердие, иногда – возмездие или наказание, иногда – это, наоборот, восстановление нарушенного права, иногда – равенство, а иногда – неравенство в пользу того, кому это больше нужно, кто больше пострадал. То есть справедливостью может быть чем угодно. Но при этом каждый из нас интуитивно понимает, что справедливо, а что нет.

Какими еще качествами наш гипотетический субъект должен обладать? Он должен быть народен, демонстрировать свою антиэлитную принадлежность, говорить с людьми на их языке. При этом он вполне может быть представителем этих самых элит. Нынешний американский президент успешно демонстрирует, как легко и весело это можно делать.

Искомый субъект также должен выражать сочувствие и эмпатию. На это в обществе большой запрос, который сейчас не находит удовлетворения. Одним словом, наш антиэлитный субъект туманного будущего должен быть с очень человеческим лицом.

Об отношении к действующей власти

Действующая власть, в нашей стране, да и не только в нашей, воспринимается, как преимущественно несправедливая. Долгие годы от нее требовалось, чтобы она была сильной и наводила порядок. Считалось, что это недвижимый столп российского политического сознания, что он никуда не сдвинется.

Но сейчас основной запрос уже на другое – человечность и близость к народу. Но этот образ чрезвычайно далек от того, который действующая власть воспроизводит сейчас и готова воспроизводить в будущем, если смотреть на подготавливаемую ею кадровую смену. Власть в общем не попадает в этот запрос. Ни технократы в очечках, ни молодые честные силовики, ныне занимающие какие-то там должности. Они не про то. Хотя технократы могут в принципе прислониться к этому запросу через хорошие поступки на благо людей, а молодые силовики с медальным профилем - через то, что они защищают слабых. Но беда в том, что сейчас это уже не запрос на защиту, это запрос на уважение.

Об успешно реализованном запросе

Запрос на защиту был в 1999 – 2000 году. Под него формировалась первая тройка движения «Единство»: спортсмен, спасатель и хороший милиционер. Это было идеальное попадание. Уж не знаю, кому сказать за это спасибо: покойному ли Березовскому Борису Абрамовичу или кому-то из живых ныне людей, не это сейчас важно, а важно, что вот это вот было попадание в десятку. Сейчас эта тройка вообще бы не сыграла, потому что не это сейчас нужно избирателям. Они ищут не защиты от сильного слабому, а уважения от равного равному. Возможно даже, чего никогда не видали в наших широтах, некоей позиции снизу: власть - слуга народа, она тут для того чтобы служить вам и удовлетворять ваши запросы. Я даже не знаю, как это может выглядеть в нашей практической политике, но запрос на это есть.

О конкурентной среде

Что из моих рассуждений следует? Если бы у нас была конкурентная политическая среда и свободные выборы, то всё сказанное можно было бы воспринять как руководство к действию и уже два года успешно использовать. Потому что рейтинги 2018 года – это всего рода манифест, трупные пятна на коже, по которым каждый может сказать, что больной-то наш уже помер! А два года назад, когда врач его пальпировал, он замечал, что печень у него увеличивается. - Нет, - возражали ему. - Пациент у нас бодрячком, еще сто лет проживет. А если бы была конкурентная политика, то спрос уже бы родил предложение, целый ассортимент новых предложений - если бы не стояло очевидного административного, полицейского забора, который не дает этим предложениям появиться.

О шансах оппозиции

Кто-то скажет, что у желающих пробиться в политической сфере на оппозиционном поле шансов практически нет, что на самом деле, просто нет такой вакансии, как мы описываем.

Но к примеру, что мы увидели по реакции организаторов выборного процесса на так называемые электоральные неожиданности осени 2018 года? В тех регионах, где что-то пошло не так, была применена разная тактика. Не было единого сценария, который бы использовался везде. В Хакасии, к примеру, потянули время, пытаясь сорвать выборы и провести их заново с другими участниками, но уперся победитель и отложить его губернаторство удалось только на несколько месяцев.

В Приморском Крае получилось успешно скинуть все фигуры с доски и расставить их заново. Но какой ценой? Чем интересен случай Приморского края? Победивший кандидат вел ярко выраженную оппозиционную кампанию, антиэлитную, антимосковскую, за интересы края, этакую народную. Он безусловно провел ее достаточно успешно, но при этом совсем без рисования результатов не обошлось. Если бы не это художественное рукоделие, он бы вышел во второй тур с честными 46-47 %. И это означало бы очень хороший результат для человека, который был десантирован в регион за три месяца до этого.

Чтобы добиться успеха, он по сути стал квазиоппозиционером, перенял соответствующие риторику, приемы и медийные технологии. То есть он играл на оппозиционном поле, с тем, чтобы никто другой его не засеял и урожай не собрал. Это возможная технология: если мы не хотим или боимся допускать до выборов каких-то реальных политических субъектов, то их нужно изображать.

О российской электоральной машине

Наша с вами электоральная машина достаточно успешно сконструирована, но для работы она нуждается в определенного уровня если не поддержке, то хотя бы пассивной лояльности граждан. На протестное голосование она не очень приучена реагировать. Она хорошо работает с низкой явкой, с гражданской пассивностью, с так называемыми договорными матчами. Она чего-то нарисует, кого-то припугнет, кому-то понравится, где-то подстроится под запрос. Если кадры лоялистского ядра перетекают в лагерь недовольных, то избирательная машина начинает трещать. Ей трудно работать. Пока это самое лоялистское ядро у нас в стране сохраняется. Сейчас рейтинг Единой России сжался до него, при том, что ранее он подпитывался президентским рейтингом и был гораздо выше. Теперь этот проводочек выдернули, зарядочка села. Сейчас он составляет 28 – 32 %, смотря с какой стороны смотреть. Это как когда взвешиваешься на не электронных весах: если так голову повернёшь, то видишь одну цифру, а если эдак - она меняется. Но при этом каждый интуитивно знает, сколько он весит на самом деле.

О будущей трансформации

Я из этой всей картины не пытаюсь извлечь какой-то прогноз. Мы сейчас не говорим о том, каким образом будет происходить трансформация партийной системы, каковы будут изменения в электоральном законодательстве. А они, скорее всего, будут, потому что надо будет что-то изобразить, чтобы преодолеть рубеж 2021 года, когда состоятся парламентские выборы. Для власти чрезвычайно важно будет иметь парламентское большинство на все последующие двадцатые. .

Пока мы находимся в 2019-ом году, запас инерционной прочности еще с нами. Тем не менее, на все региональные и муниципальные выборы 2019-го года мы будем смотреть с пристальным внимание, так как в этот период будут проходить несколько чрезвычайно интересных кампаний, как по выборам губернаторов, так и выборам в законодательные собрания. Все помнят про выборы в Мосгордуму и избрание губернатора Санкт-Петербурга, но это не единственное. за чем надо следить.  

Об итогах

Что хочется сказать в финале? Что порекомендовать молодым оппозиционным политикам? Легко сказать, какой на оппозицию большой спрос, идите и удовлетворяйте его собой - окно возможностей широко распахнуто. Пока это не так. Даже форточки возможностей особо не видно, потому что полицейский контроль за электоральным процессом и публичным политическим пространством сохраняется. Тем не менее, меняющийся возраст телеаудитории, динамика рейтингов доверия, плюс все остальные социологические показатели, которые я называла, складываются в определенную картину, которая представляет собой не разовое явление, а долгосрочную тенденцию.

Подготовила: Наталья Балакирева