"За чтение Ленина — расстрел". В Орле вспомнили жертв политических репрессий

По данным из разных источников число репрессированных советской властью колеблется от 10 до 60 миллионов человек. Точной цифры историки назвать не могут до сих пор. Известно, что количество прошедших через жернова НКВД и приговоренных к расстрелу советских граждан только с 1925 по 1953 годы равняется примерно 700 тысячам человек. Говоря о политических репрессиях, привычно вспоминают лишь «красный» период нашей истории. Однако зачастую забывают, что по мотивам так называемого «инакомыслия» в ссылки, на каторгу, а то и на столб скопом отправляли и в царской России. Порой так же — без суда и следствия. Достаточно вспомнить, что Достоевский был приговорен к повешению лишь за то, что читал «крамольное» письмо Белинского к Гоголю. Впрочем, есть и те, кто считают, что политические репрессии в России не закончились и 21 веке. О том, что это за чума, следствием которой стали миллионы поломанных судеб, 27 октября в Орле говорили дети репрессированных, правозащитники и общественные активисты.

“Справедливо подвергая переоценке наше прошлое, развенчивая бывших кумиров, многие из которых оказались обыкновенными преступниками, наверное, мы все-таки не имеем права забывать о честных людях. Они страдали. Они боролись. Они отдавали и талант свой, и силы свои нашему народу. Негоже забывать их, особенно сегодня, когда кажется иногда, что честных людей попросту не было. Были! Были они во всех слоях нашего общества”, - эти слова написал советский журналист-международник Генрих Боровик в предисловии к книге очерков о репрессированных братьях по цеху. В той же книге были слова, взятые организаторами исторической мастерской в актовом зале общества «Знание» для своего мероприятия - «Боль и память». То пережитое, что ни в коем случае нельзя забывать, чтобы когда-нибудь это не повторилось снова.

27 октября здесь собрались не только те, кто каким-либо образом оказался сопричастным к жертвам политических репрессий 20 века. В зале было много молодежи, в основном — студенты. Те, кому жить дальше, строить будущее, те, у кого есть возможность не повторять ошибок предыдущих поколений. По сути, именно для них было организовано это мероприятие. Услышать истории, поистине ввергающие в ужас и не оставляющие равнодушными никого — пожалуй, важное и нужное дело для понимания масштаба той трагедии, которая может произойти в любой момент и которой всегда можно избежать. Если понимать, что это такое.

- По моей семье каток политических репрессий прокатился в полную мощь. Были репрессированы мои отец и бабушка, - вспоминает Маргарита Ходырева. - Моя девичья фамилия Ракитина. Отец — сын колчаковского офицера, «прошел» Колыму, бабушка, его мать, «прошла» Туруханский край. Как принято говорить, было бы счастье, да несчастье помогло. Началась Отечественная война, и все мужчины, в совершенстве владеющие своими профессиями, были отозваны из Гулага на производство. Отец был мастером паровозного депо. И его почти через пять лет вызволили из колымских лагерей. Но там он потерял зубы и оставил здоровье. Бабушка тоже отбыла пять лет. Естественно, все имущество было конфисковано. По материнской линии — семья была раскулачена. То есть — сошлись два врага народа. И мы, соответственно, до 1957 года были детьми врагов народа.

Маргарита Ходырева называет свое поколение «недорасстрелянными детьми войны» и считает, что современное государство относится к нему недостойным образом. В первую очередь это, конечно же, касается льгот и социальных гарантий. «У Гумилева есть такие строки: «дурно пахнут мертвые слова». Так вот мы все эти слова слышим, - «Доступная среда», «Старшее поколение», но все идет от плохого к худшему», - говорит Ходырева.

Раиса Маврина родилась на Урале, куда ее отец в 30-х годах приехал с женой из Белоруссии. Он знал четыре языка, владел небольшим хозяйством: мельница, четыре коровы, овцы. В семье было пятеро детей.

- В 1937 году они пришли за ним ночью и забрали. Все имущество было конфисковано, - вспоминает Маврина.

Дед Татьяны Дракиной работал начальником почты в Орле. «Пришли. Забрали. Спустя какое-то время сообщили, что он погиб», - рассказывает женщина, едва сдерживая слезы. Конечно, потом деда реабилитировали, но что толку? Она говорит об этом впервые. Как было отмечено в ходе мероприятия, многие люди советского поколения в принципе до сих пор относятся к словам с опаской. «Мало ли что?». Этот страх, эта боязнь «взболтнуть что-то лишнее» характерная черта той эпохи. Как тут не вспомнить Анатолия Рыбакова и его «Детей Арбата» с описанием множества типичных ситуаций: рассказал анекдот — получил 10 лет.

- Я из семьи медиков, - рассказывает Наталья Климова. - Сначала арестовали родителей матери, потом ее саму. За что? За переписку с братом, который учился в Чехословакии, а позже переехал в Америку. То есть здесь переписка с иностранным поданным. Этого оказалось достаточно. Родители матери были сосланы в Красноярский край. 18 ноября 1937 года маминого отца расстреляли как врага народа. 28 декабря расстреляли бабушку. В 1941 году мою маму отправили в лагерь. Там она таскала тачки и вагонетки. Так я осталась без матери. В четыре года.

Член правления ОРО МОО «Проект Кешер» Белла Вишневская рассказала, что ее семью «этот страшный каток» не коснулся в 30-х. Коснулся позже — в 70-80-х. Период так называемой «третьей волны эмиграции», когда страну покинули Бродский, Синявский, Довлатов...Впрочем, Вишневская решила не рассказывать о своей жизни и предпочла поделиться удивительно трогательной, но оттого не менее ужасающей историей своей подруги — Сусанны Печур.

- В 1949 году она была простой московской школьницей. Состояла в литературном кружке, где обсуждались и писались стихи, куда входили студенты первокурсники. Молодежная среда располагала, чтобы люди говорили, думали, обсуждали. Руководитель кружка однажды раскритиковала одно детское стихотворение, назвала его «упадочническим» и заявила, что советской молодежи это, дескать, не к лицу, таких стихов быть не должно. Это вызвало скандал. Молодежь перестала посещать кружок. Но так как собираться они привыкли, то стали встречаться на квартире у Бориса Слуцкого. А у него были очень образованные родители, огромная библиотека, включавшая второе издание Ленина, которое к тому времени было почему-то изъято из всех библиотек, - рассказывает Белла Вишневская. - И вот читая Ленина, ребята обнаружили среди листочков его «завещание», - то самое, которое обнародовал Хрущев на XX съезде. Так как молодые люди понимали, что нарушены ленинские принципы, на которых они были воспитаны и которые нужно неукоснительно блюсти, они решили создать...подпольную организацию. Ее задача — бороться за эти ленинские принципы. Организацию назвали «Союз борьбы за дело революции». Всего четыре человека, трое юношей и одна девушка —основатели. Позже к ним присоединились еще несколько человек. Что это была за организация? Ребята собирались, читали, обсуждали, делились своим мнением: как надо, чтобы было хорошо. Просуществовал «Союз» ровно полгода. Потом мальчиков арестовали. Затем пришли и за Сусанной. У нее дома нашли книжку Джона Рида «Десять дней, которые потрясли мир». В то время она была запрещена, так как там говорилось о Троцком, но это несерьезный проступок.

Тем не менее, судьба Сусанны была предрешена. Следствие шло около 18 месяцев. Приговор был таким: двух молодых людей и девушку приговорить к расстрелу. Но расстрелять успели только ребят, а Сусанне, так как на момент ареста ей не было и 16 лет, смертную казнь заменили на 25 лет лагерей плюс пять лет поражения в правах и конфискация имущества. За чтение Ленина…

- Она прошла 11 лагерей, - продолжает Вишневская. - В 1953 году следствие, которое возобновлялось много раз, прекратили. Сусанну перевели в лагерь для умирающих. В 1956 году ее дело было пересмотрено: те, кто ранее получили 10 лет, были реабилитированы; те, кто 25, им назначили по пять лет и, учитывая отбытое наказание, выпустили. А тем двум расстрелянным мальчикам дали по 10 лет посмертно.

После тюрьмы Сусанна вернулась домой. Поступила в историко-архивный институт. Работала в архивах Африки и Академии наук. У нее было двое дочерей.

- Она писала, что самое трудное — это возвращение, - говорит Белла Вишневская. - В 1956 году она вернулась в ту же комнату, из которой ее забрали. Вернулась с первой группой инвалидности. Родители считали, что после долгой отлучки к ним вернулась маленькая девочка, но Сусанна вернулась совсем другой: жесткой и непримиримой.

Были и еще истории. Менее живописные, но разве должны они быть такими? С одной стороны, да, должны. Люди должны видеть всю ту мерзость, которую творили им же подобные, тоже люди. Люди, в одночасье ставшие бездушными палачами, готовыми по приказу, по чьей-то прихоти, из-за трусости, малодушия или собственной извращенной сущности ломать и калечить, разлучать и расстреливать. Это как памятник человеческому безумству, который призван показывать то, что было, пристыжать и говорить: «так жить нельзя». С другой стороны, есть истории индивидуальные. Каждый переживает их внутри и для себя. Ими сложно делиться, сложно описывать «во всех красках». Картина может получиться излишне монохромной.

- Если мы сейчас посмотрим на фотографии 30-х годов, на обычных людей, запечатленных на них, мы увидим очень напряженные лица. С точки зрения психологии, это лица людей, находящихся в постоянном стрессе. Об этом мы не должны забывать. И виноват в этом не кто-то абстрактный. Виноваты наши родители, дедушки и бабушки, которые жили в это время. Давайте признаемся сами себе — они соучастники этого. Потому что нельзя забывать про это бешеное количество доносов, - делится своим мнением Валентин Сибаков, буквально пересекаясь с упомянутым уже Довлатовым, писавшим:

«Мы без конца ругаем товарища Сталина, и, разумеется, за дело. И все же я хочу спросить — кто написал четыре миллиона доносов?».

Сибаков напомнил и «простую» для той эпохи схему: «сначала пришли за цыганами, потом за евреями, потом за гомосексуалистами, а после и за мной». Он призвал не молчать, делать выводы и не забывать себя в этой схеме.

- Так что же такое политические репрессии? - спросил у собравшихся правозащитник, бывший ответственный секретарь комиссии по восстановлению прав реабилитированных жертв политических репрессий Дмитрий Краюхин. - Накануне мероприятия я опросил нескольких своих знакомых, задал им тот же вопрос. И знаете, почти никто не смог объяснить что это такое. Хотя и было одно общее место. Политические репрессии — это какие-то действия репрессивного характера либо в отношении политических оппонентов, либо в отношении тех, кого ими назначили. Была даже категория: член семьи врагов народа.

Дмитрий Краюхин рассказал, что история политических репрессий в России началась задолго до Октябрьской революции. Одними из самых первых репрессированных правозащитник назвал патриарха Никона, «раскольницу» боярыню Морозову и князя Курбского. При этом сам статус, кого считать политзаключенным, был определен в нашей стране лишь с 1904 по 1917 год. Впрочем, отсутствие такого статуса никогда не становилось исключающим самих политрепрессированных фактором. Так, например, несмотря на заявления первых лиц СССР о том, что в стране нет такого рода заключенных, в 1969 году группа по защите гражданских прав, в состав которой входил Сергей Ковалев, обратилась в комитет прав человека ООН с заявлением о политических преследованиях.

«Когда нам говорят, что нас судят не за убеждения, на самом деле хотят сказать, можете иметь какие угодно убеждения, но если они противоречат официальной политической доктрине, не смейте их распространять», - говорилось в петиции.

Как известно, 30 октября отмечается День памяти жертв политических репрессий. Дмитрий Краюхин поведал собравшимся историю этой даты.

- В 1974 году по инициативе узников мордовских и пермских лагерей, в первую очередь по инициативе диссидента Кронида Любарского, совместной голодовкой был отмечен день политзаключенного. В этот же день Сергей Ковалев в квартире академика Сахарова собрал пресс-конференцию, на которой были показаны фотографии из лагерей, прозвучали заявления диссидентов, были представлены выпуски бюллетеня «Хроники текущих событий». Кстати, спустя некоторое время материалы этой пресс-конференции вошли в обвинительный приговор самого Ковалева. После этого ежегодно 30 октября проходили голодовки политзаключенных. С 1987 года проходили демонстрации в городах СССР. 30 октября 1989 года около 3 тысяч человек со свечами образовали живую цепь вокруг КГБ. Оттуда они отправились на Пушкинскую площадь, но по дороге были разогнаны ОМОНом. А 18 октября 1991 года президиум Верховного Совета РСФСР принимает решение об установлении 30 октября Дня памяти политических репрессий. 30 октября 2006 года ряд российских правозащитных организаций выступил с заявлением о том, что переименование Дня политзаключенных в День памяти жертв политических репрессий — преждевременно, так как в России и сейчас есть политзаключенные.

Остается добавить, что согласно опросу Левада-Центра в 2013 году, 44% россиян считают, что в России до сих пор есть политзаключенные. По данным издателей «Хроник текущих событий» в августе 2015 года в списке российских политзаключенных значилось 218 человек. Из них более 60 человек за участие в политической деятельности. Еще одна часть — деятели некоммерческих организаций, в частности, активисты-экологи.

Соглашаться с этим или нет — личное дело каждого.

Денис Волин