«Достал гранату, сорвал чеку и приготовился умирать». Интервью с орловским участником СВО Валерием Тимчуком

Сегодня, 23 февраля, мы чествуем всех тех, кто защищает нашу страну. Среди них — настоящие герои, чьи имена и подвиги часто остаются в тени. Они скромны, но их мужество и самоотверженность заслуживают того, чтобы о них знали. Один из таких героев живет в Орловской области. Валерий Тимчук в свои 43 года прошел через тяжелые испытания: получил серьезное ранение ноги, пережил несколько операций, после которых был вынужден завершить службу. За проявленную отвагу он был награжден орденом Мужества. «Орловские новости» поговорили с ним о буднях «за ленточкой», борьбе за жизнь, последствиях СВО и цене, которую приходится платить за мир.

— Валерий, как вы оказались на СВО? 

— У меня получилась интересная ситуация. Меня никто никуда не тянул, наоборот, выгоняли из военкомата. Так вышло, что я нигде не служил, но в 2022 году решил пойти на СВО. Пришел в военкомат в первый раз, мне сказали, что не возьмут. Во второй раз пришел, тоже развернули. А на третий раз я скандал поднял, сказал, чем буду полезен. Я езжу на любом виде транспорта вообще, который существует, и стреляю из любого оружия. После этого меня взяли. 

— Вы говорите, что нигде не служили. А стрелять где научились?

— Я охоту люблю. С гранатомета здесь я не стрелял, конечно. Там уже со всего попробовал стрелять на учениях. Принцип практически одинаковый.

— К поездке на передовую как готовились?

— Прежде чем пойти в военкомат я месяца 2−3 сам себя морально подготавливал. Осознавал, что иду не на танцы. У меня старший сын в декабре из армии пришел. И я подумал, что не дай бог его заберут, и он не вернется. Ты, дядя, сидишь тут пирожки кушаешь, а ребенок твой не вернулся. Это тоже свою роль сыграло. Морально подготовился дома, а физически уже в смоленской учебке. Там всему и научили.

— Как долго вы находились в зоне боевых действий?

— Из-за ранения получилось три месяца.

— Первый день "за ленточкой" помните?

— Конечно! Нас ночью привезли в Барниковку под Луганском. В колонне нашей было человек 800. Привезли нас в разбитый коровник и выкинули всех там. Потом уже в отбитой деревне пошли искать жилье. Нашли более-менее живые дома, обосновались там. Потом нами занялись вышестоящие. Дали лопаты, чтобы мы выкопали блиндажи. А из этой деревни нас выгнали. Сказали, чтобы все не раздолбили, езжайте в лес. Привезли нас в район поселка Краснореченское, там есть Кабанья гора. Вот там мы в итоге и вырыли себе блиндажи. Жили в них и выходили оттуда на выходы. 

— Сколько вас там было?

— Ой, там эта гора очень большая, нас там было очень много. В моем подразделении было шесть блиндажей. В каждом человек по 15. 

— А возраст примерно какой у ваших сослуживцев?

— Разный тоже, и под 40 было, и 20, и 25.

— А самый молодой у вас кто был?

— С Новосиля парень был. Он только со срочки пришел. Лет 20 ему было. Его задвухсотило в феврале. Прямо на броне, еще не успели высадиться. Сразу прилетело и все. Вот он, наверное, самый молодой был среди нас. 

— Какими задачами вы там занимались?

— Поначалу нас вывозили уже на отбитые квадраты. Мы их просто держали. Были наступления, но мы их держали. Потом после нескольких выходов я на БТР сел. Уже вывозил пацанов. Там же до самого места соприкосновения техника не доходит, потому что ее разбивают сразу. Поэтому мы подъезжали, выгружали, другие группы забирали. На БТР я недели три вот так вот ездил. А потом произошла одна ситуация, мы стали штурмовиками и начали ходить на зачистку.  Отбивали территорию. 

— Помните свою первую встречу с противником? 

— Да, конечно, помню. Такое не забудешь. Глаза в глаза мы увиделись случайно. Мы с товарищем сидели на подсолнечном поле, разговаривали и слышим хруст подсолнечника. Подняли глаза, а там двое. Ну и произошел контакт. 

— Какой день запомнили больше всего?

— У меня два эпизода в голове всплывает. Помню хорошо свой второй или четвертый выход. Мы только закрепились, и вышел танк. Вот двое суток мы практически не могли головы поднять. Просто то арта, то он, то арта, то он. Ночью только затихало. Тогда тамбовского парня ранило. Он час, наверное, орал. Никак мы не могли до него добраться. Я первый перепрыгнул через канавки, бронежилет и каску с него срезал. Потом пацаны подтянулись, и мы его эвакуировали.

— Он выжил?

— Выжил, да. Пролежал в больнице месяцев 10. Ему пальцы на ноге поотрывало, в руку и тело осколки попали. И вот сейчас он там.

— А второй эпизод?

— Первое февраля. Мой последний выход. На него пошли четыре взвода, это около ста человек, и осталось только шестеро. Именно целых. У нас была задача. Одна посадка шла, за ней небольшой овраг был п потом вторая посадка. Мы должны были эту посадку зачистить, через овраг занять другую посадку и тоже зачистить. Но у нас не получилось, потому что в первой посадке нас уже ждали, она была вся размечена. Мы туда зашли, две группы зачистили, которые не успели уйти. А потом вышел танк и нас начал всех колошматить. 

— Это в этот день вы ранение получили?

— Да, мы в пол первого на позицию вышли, а в полпятого меня уже ранили.

— Как это произошло?

— У нас так получилось, что мы только зачистили группы и все были пустые. И вот я не знаю, откуда оно взялось, нереально большое дерево. Их там нет в природе. Я сел за это дерево, а ноги торчали. Вышел танк в метрах ста от меня, выстрелил в первый раз, потом второй выстрел в метрах 50 уже, а третьим выстрелом меня ранило. Рядом со мной пулеметчик был, его тоже осколками посекло. А у меня пол стопы просто сразу снесло и взрывной волной откинуло метра на три. Я помню, что жжение было невыносимое. 

— Вы были в сознании? О чем в тот момент думали, помните?

— Да, я был всё это время в сознании, ничего себе не колол, чтобы соображать. Первая же мысль, которая меня тогда посетила: "Кому ты такой безногий нужен?". Достал гранату, сорвал чеку и приготовился умирать. Думаю: “Все, нафиг. Лучше так, не открывая глаз". И откуда-то в голове голос: "Придурок, посмотри на себя". Не знаю, кто, что. Я верю, что есть что-то выше нас, но не настолько, чтобы слышать это. 

— Что было дальше?

— После этого я открыл глаза, увидел, что ноги в общем целы. Одна только подвернута была оттого, как меня кувыркнуло. Вытащил кое-как ее и подумал: "Да ты еще у меня походишь". И все, дальше цель была одна - выжить. Я сразу закричал, что я трехсотый. Тут и пулеметчик начал кричать, что он трехсотый. Пришли пацаны, его сначала забрали, потом меня увидели, крикнули: "КАМАЗ, и ты?". И я. Ну и начали тащить.

— КАМАЗ? Мощно.

— Да, прозвище свое я случайно получил. В учебке с нашим парнем из Подберезово за машины спорили, какая лучше. Я ему доказывал, что КАМАЗ, а он говорил Урал. Так он и остался Уралом, а я КАМАЗом. 

— А вы только позывными друг друга называли?

— Да, в основном так. Я даже некоторых своих пацанов, с кем даже близко общаюсь, до сих пор имен не знаю. Командира, который вытаскивал меня, задвухсотило. Я ездил на похороны и только там узнал, что его Вова звали. Я знал его как Топора. Мы не общались ни фамилиями, ни именами. Только позывные. 

— Вернемся к ранению. Как проходила эвакуация?

— Более пяти часов эвакуировали. Меня парни волоком тащили, не бросили меня. Пока выбирались тоже отбивались. Нарвались на другую группу, коптеры летали, долбили нас и арта еще работала. Через минное поле мы прошли каким-то чудом. Просто повезло. Дотащили меня и других раненых ребят до нуля, там уже группа эвакуации подошла. Закинули нас на броню и вывезли в зеленую зону. А потом сначала один госпиталь под Луганском, потом другой госпиталь под Луганском, третий. Оттуда перевели в Белгород, потом в Воронеж, дальше уже в Москву. И в Москве еще четыре госпиталя.

— Не интересовались, что с другими ранеными? 

— Мы поддерживаем связь. У ребят, которые меня выносили, были легкие ранения. Осколки в руку попали, одному там пуля в ногу попала. Их подлечили и отправили обратно. И меня бы сейчас отправили назад. С таким ранением уже не списывают. Сейчас либо должно быть выше колена, либо выше локтя, если это рука. 

— У вас серьезное ранение. Долго восстанавливались? 

— Мне три операции провели. Десять месяцев лежал. Четыре месяца вообще не поднимался, а потом потихоньку начал восстанавливаться. Поставили протез. А по службе я получил категорию "Д", и меня списали.

— Вы в одиночку в госпитале со всем справлялись?

— В первый день в госпиталь ко мне прилетел мой преданный товарищ. Он очень за меня переживал. А туда же только родственников пускают. Но он такой парень пробивной, дошел до генерала. Помню, как зашел ко мне. Приятно было. Поддержал. А так со мной психологи постоянно работали, волонтеры московские очень помогали. Одного меня не бросили. Спасибо всем им. 

— С физическим здоровьем все понятно, а что с ментальным? Участие в боевых действиях не может не сказаться на психике. Вы в себе какие-то изменения заметили?

— Бывает клинит иногда. А так мне нормально, я все спокойно переношу. Поначалу конечно кошмары мучили, но сейчас уже прошло.

— Как вы узнали, что вас к ордену Мужества представили?

— Наградили меня уже в части после госпиталя, когда я приехал увольняться. 

— Как вы отреагировали на награду?

— Да честно сказать, я не чувствую себя героем. Я и не шел за ним. Я обычный человек. Если честно, когда нас в Москву возили в Кремль на концерт, и в Фонде сказали обязательно надеть костюм, я его в первый раз за все время надел. И то только потому, что сказали надо. Мне не особо приятно его одевать.

— Почему?

— Ну, если бы я его получил за то, что с девчонкой по парку погулял, тогда было бы интереснее. А он как бы не совсем легко достался. Я не шел туда за славой и за орденами.

— А зачем шли?

— Больше из-за своего внутреннего позыва. На тот момент не было этих реклам, мол приди и подпиши контракт. Я даже не знал, какая зарплата у меня будет. Меня это вообще не мотивировало. У меня прекрасный дом двухэтажный был, прекрасная работа. Даже на тот момент у меня около 150−170 тысяч было ежемесячно, не напрягаясь. Это сейчас  популярно уже стало уходить на СВО, потому что такой работы нет. Они думают, что там легко, просто посидел и 200 тысяч рублей в месяц капнуло. Но это не так. Когда я там был, в основном, все шли по повесткам. Из моих ребят никто не сказал, что пришел из-за денег. А сейчас да, я сам слышу от многих, что идут чисто из-за денег.

_{Такие машины Валерий с друзьями собирает и передает в зону СВО}

— Как домой вернулись помните? По чему скучали больше всего, когда были "за ленточкой"?

— По мамкиной жареной картошке скучал. А по поводу возвращения, первые месяца три вообще места себе не находил. Понимаю, что надо куда-то ехать, что-то делать, чем-то заниматься. В этом мире не цель только выжить. Она у всех присутствует, но тут она чуть другая. Здесь нужно добиваться чего-то, стремиться, решать что-то, думать. Сейчас мне не нужно идти бабушке огород копать, чтобы она мне дала хлебушек. Сейчас у меня другие задачи. 

— Вы как-то анализировали свои действия после возвращения? Жалеете о чем-нибудь?

— О том, что пошел на СВО, не жалею. Я считаю, в жизни нужно все попробовать.

— Сейчас чем занимаетесь?

— Всё вернулось к тому, с чего начиналось. Сам по себе так и живу. Скажем так, катаюсь. С тех пор, как я ушел, мою фуру никто не трогал. Мне друг тогда сказал: "Она тебя дождется, не переживай". Дождалась!

— А вообще вы как-то афишируете свое участие в СВО?

— Нет, я стараюсь, наоборот, нигде об этом не говорить. Я и от этой беседы отказаться хотел. Не люблю говорить на эту тему. 

— Почему? 

— Не знаю. Нас не совсем любят. Стараюсь не пользоваться своим положением.

— Даже с учетом тех льгот, которые у вас есть?

— А что мне эти льготы? Куда-то придешь и скажешь: "Дайте я пройду без очереди, или дайте мне еще что-то". Нет, я так не поступаю. Хлеб, что вы покупаете, что я покупаю. Бензин, что вы льете, что я заливаю. Как таковые, не знаю, какие льготы. Я такой же человек, как и все. 

— Сослуживцам помогаете?

— Помогаю. У меня есть знакомый курский парень. У него свой автосервис, ребята там здравые работают. И вот они там с пяти вечера багги собирают самодельные. Две машины уже собрали, одну уже отправили, вторую доделываем. Первая машина в 240 тысяч обошлась, вторая чуть дороже. Чем такая машина там хороша? На нее можно поставить и пулемет, и всё что угодно. На тот же квадроцикл, допустим, этого не сделаешь.

— А самого обратно не тянет? 

— Хотел, но сказали нет. Комиссию не пройду. Бега нет, прыжка нет. Пока сказали никак не получится. Но я, может, попробую еще.