«Политический террор не может иметь оправданий»: истории жертв сталинских репрессий в Орловской области

Орловские коммунисты снова заговорили о необходимости установки в Орле бюста Иосифа Сталина. Об этом они попросили даже губернатора Андрея Клычкова в качестве ответного жеста на поддержку его кандидатуры на грядущих выборах. В своей риторике коммунисты постоянно апеллируют к Победе в ВОВ, экономическим успехам за время правления Сталина, но напрочь игнорируют ужасающую бесчеловечность сталинских репрессий против своего же народа. “Орловские новости” рассказывают, как репрессивная машина прокатилась по Орловской области, кто стал ее жертвами и как среди них оказались в том числе те, кто еще вчера были палачами.

Источники

При подготовке текста мы использовали пятитомный сборник “Реквием. Книга памяти жертв политических репрессий на Орловщине”. Книги издавали с 1994 по 2001 годы администрацией области во взаимодействии с территориальным органом безопасности и комиссией по восстановлению прав реабилитированных жертв политических репрессий. Возглавлял редколлегию “Реквиема” почетный гражданин Орла, депутат Госдумы четвертого созыва Иван Мосякин. Также мы пообщались с орловскими исследователями, краеведами и в том числе некоторыми соавторами “Реквиема”.

Сама реабилитация жертв репрессий началась после смерти Сталина, но серьезную работу начали проводить только в 90-х после распада Советского Союза. 30 марта 1992 года Президиумом Верховного Совета РФ в регионах страны образованы те самые комиссии по восстановлению прав реабилитированных жертв политических репрессий.

В “Реквием” включены пофамильные списки жителей Орловщины, попавших в жернова репрессий в 20-50-е годы прошлого века. 

Сколько орловцев попали под репрессии и кто становился жертвами?

Начало политических репрессий положено с приходом к власти большевиков. Здесь стоит упомянуть такое понятие, как «красный террор». Под ним понимается комплекс карательных мер, проводившихся большевиками во время Гражданской войны (1917-1922 годы) против провозглашенных классовыми врагами социальных групп (дворяне, помещики, офицеры, священники, кулаки, казаки и подобные – прим.ред.), а также против лиц, обвинявшихся в контрреволюционной деятельности.

Несмотря на то, что официально декрет «О красном терроре» провозглашён 5 сентября 1918 года ряд историков все же отмечает начало большевистского террора именно как логическое продолжение Октябрьской революции.

Примечательно, что большинство жертв репрессий 20-годов так и остались неизвестны – ведь жертв террора запросто плюсовали к погибшим в Гражданской войне.

Как видим, новая система власти сразу стала репрессивной – таков был партийно-политический настрой руководства новой формирующейся на обломках царской России коммунистической страны.

Второй пик репрессий относится уже к 30-м годам и связан он с желанием Сталина сохранить в руках власть. Как указывают историки, на 17 съезде Всесоюзной коммунистической партии (большевиков) в 1934 году Иосиф Сталин получил меньшинство голосов. Результаты подверглись подтасовке, но вождь народов сделал выводы, ставшие роковыми, как для партийной верхушки, так и советского народа: огромное количество жертв в этот период приходилось на самых обычных людей.

На полную мощность смертоносная машина заработала в 1937-1938 года с назначением на пост главы НКВД Николая Ежова. В эти годы орловское Управление НКВД возглавлял Пинхус Симановский, отлично выполнявший задачи, поставленные руководством.

На Орловщине жертвами государственного террора стали более 20 тыс. человек. Как уточняет член редколлегии “Реквиема”, правозащитник Дмитрий Краюхин, работавший с архивами НКВД много лет, сюда входит лишь число репрессированных с 1936-1937 годов. Причём только по решениям судебных и внесудебных органов. Собеседник «ОН» подчеркивает, что одной из реальных заслуг Ежова стало создание архивов, в которых были сохранены уголовные дела. Как мы указывали выше, дела до второго пика репрессий сохранились в единичных экземплярах.

«А главное - в число этих 20 тысяч не вошли репрессированные в административном порядке - раскулаченные. Этих цифр нет вообще, однако исходя из поставленных "планов" и среднего состава крестьянской семьи (15-25 человек) можно говорить о цифрах от 50 до 100 тысяч раскулаченных», - добавляет Дмитрий Краюхин.

Табличка на доме №66 на улице Медведева в Орле, установленная в рамках проекта "Последний адрес"

Что касается СССР в целом, то в 30-50-е годы в страны по обвинению в преступлениях против государства осуждено 3,8 млн человек. Почти 828 тыс. из них приговорены к расстрелу.

Как отмечают авторы “Реквиема”, еще миллионы жителей страны оказались депортированы, раскулачены, административно высланы. Вместе с ними пострадали члены их семей. По неполным данным, общая цифра жертв государственного террора составляет 10 млн человек.

По отчетам орловских НКВДшников отлично можно проследить, кто подпадал под репрессии – как и по всему СССР, зачастую это был простой народ. «А точнее крестьяне составляли 80-90 % репрессированных в Орловской области (в её сегодняшних границах)», - уточнил Краюхин.

“Из числа арестованных в промышленности и советских учреждениях работали 3765 чел. и около 4-х тыс. не имели определенных занятий. Из общего числа репрессированных 6151 чел. - «бывшие кулаки››; 984 - «бывшие кулаки, в прошлом гайдамаки и повстанцы»; 615 - служители культа; 404 - активные церковники; 591 -  сектанты; 545 - бывшие торговцы; 342 -  бывшие помещики; 350 - бывшие члены антисоветских политических партий; 294 - бывшие чины полиции и жандармерии; 316 - бывшие офицеры белой и царской армий; 452 - члены семей «кулаков и др. социально-чуждых прослоек››; 115 - прочих (бывших дворян, фабрикантов и других)”, - следует из отчетов орловского НКВД.

«Кто такой «кулак»? Как следует из документов, хранящихся в ОРАФ УФСБ по Орловской области (ОРАФ - отдел регистрации архивных фондов) состав типичной "кулацкой" семьи таков: дед, самый старший в семье мужчина 60-70 лет, от 3 до 6-7 сыновей в возрасте 15-45 лет, жёны и дети старших сыновей - в общем 15-25 человек. Учитывая большое количество мужчин, семья имеет возможность обрабатывать большое количество земли, изредка нанимая наёмных рабочих», - пояснил Дмитрий Краюхин.

Заметим, из архивных документов следует, что большинство арестованных не занимались враждебной государству деятельностью.

По уточнениям историков, введение в 30-е годы документирования уголовного преследования репрессированных имело определённые причины. В частности, власть имущие и верхушка НКВД надеялись избежать вопросов по поводу репрессированных, ведь, в очередной раз повторим, жертвами становились крестьяне, деятели революции и пр. К тому же на Гражданскую войну репрессированных не спишешь.

Вернемся вновь к архивам орловского НКВД. Из них следует, что больше жертв террора проживало в крупных городах: «по Орлу - 1629 чел., Брянску - 1083, Новозыбкову - 990, Клинцам -  796, Ельцу - 796, Орджоникидзеграду (сейчас входит в Брянск - прим.ред.) -  692, Мценску - 549, Карачеву – 447, Людинову -  401, Дятькову - 375».

Обратим внимание, что Орловская область образована лишь в сентябре 1937 года путём выделения 25 районов из Курской области, 29 районов из Западной области (сейчас это части территорий Смоленской, Тверской, Псковской, Калужской и Брянской областей – прим.ред.)  и 5 районов из Воронежской области. Советская власть упразднила Орловскую губернию в 1928 году. Вместо нее образован Орловской округ Центрально-Черноземной области, просуществовавший до формирования Орловской области.

Это обстоятельство важно упомянуть для понимания особенностей репрессий в нашем регионе. Поскольку Орловская область появилась только в сентябре 1937 года, то и центр репрессий в регионе создаётся в этот период. Ранее на Орловщине были лишь окружные и районные отделы карательных органов. 

В новый центр репрессий, очевидно, пришли амбициозные приспешники новой партийной верхушки. Они рьяно занялись исполнением репрессивных «планов» - часто требовали от подчиненных их перевыполнения.

Как отмечают орловские краеведы, большую роль на ход репрессий в 30-х годах в нашем регионе оказала Гражданская война – ведь именно в Орловской губернии шли наиболее ожесточенные кровопролитные бои. Подробнее об этом «ОН» рассказывали в материале ко Дню защитника Отечества.

Таким образом орловцы стали озлобленными друг на друга, что подталкивало их к доносам, к примеру, на тех же соседей, с которыми случилась стычка.

Как работала машина террора

Бесценные сведения о всепожирающей репрессивной машине поведали сами бывшие каратели. Только раскрывали они тайны своей работы, как правило, не из-за внезапно проснувшейся жалости к жертвам или появившейся из неоткуда совести... Просто в какой-то момент машина террора начала сносить всех на своем пути и дошла до тех, кто сам кормил ее с руки плотью. С 1934 по 1939 годы под репрессии попали почти 22 тыс. сотрудника органов безопасности.

Тогда “блюстители закона” сами оказывались на допросах и сливали всех, раскрывали все детали фальсификаций, надеясь хоть на какое-то снисхождение.

Как отмечают историки, очевидно, партийная верхушка заранее решила, что каратели подпадут под репрессии. 

В 1939 году бывшие сотрудники 4 отдела УНКВД Орловской области Полтевский, Вольфсон, Наталич, Сидельников,Левин, Болтрукевич, Рябинин, Зайцев и др. сдали свое начальство и раскрыли извращенные методы ведения следствия. 

Особо они отметили своего начальника Константина Попова, руководившего 4-м отделом в 1937-1938 годах и начальника УНКВД по Орловской области Пинхуса Симановского. Верность партии и рьяное исполнение репрессивных планов Поповым были замечены руководством и в 1939 году он работал в Москве начальником отдела главного тюремного управления НКВД СССР. 

Как свидетельствовали бывшие подчиненные, Попов и Симановский использовали жесткие методы работы с подозреваемыми.  Правда, они не сами их изобрели: эти методы применялись  НКВДшниками во всех регионах огромной страны.

Согласно показаниям бывших карателей, Симановский и Попов ввели в 4-м отделе конвейерную систему допроса арестованного. 

“Сотрудники были разбиты по парам и, посадив арестованного на допрос, не отпускали его до тех пор, пока он не напишет собственноручных показаний о своем участии в контрреволюционной организации и не опишет своей практической контрреволюционной деятельности. Обвиняемые (отдельные) сидели по 10-15 дней без сна и после этого писали собственноручные показания. К обвиняемым, упорно не хотевшим давать показаний о своем участии в контрреволюционной организации, применялись меры физического воздействия”, - рассказал на допросе бывший сотрудник НКВД Полтевский.

Под мерами физического воздействия Полтевский подразумевает избиение арестованного, которое активно практиковалось в 4-м отделе.

Полтевский вспоминал, что Попов поставил своим подчиненным установку добиваться признательных показаний от всех арестованных. Самого исполнительного из них, настоящего передовика карательной системы Рябинина он ставил в пример другим сотрудникам отдела. “...у Рябинина нет не сознавшихся, его отделение является краснознаменным, равняйтесь по Рябинину”, - рассказал Полтевский следователю.

На самом конвейерном допросе предлагалось письменно признаться в участии в контрреволюционной организации. Часто следователь склонял арестованного на признание, демонстрируя показания на него сделанные его единомышленниками. Так следователь показывал арестованному, как ему надо вести себя.

“...Поскольку же показания обвиняемого никак не перепроверялись, практическая контрреволюционная деятельность не документировалась, каждое показание принималось за чистую монету, естественно, что невинно посаженные люди (на которых были получены клеветнические показания) не могли ничем доказать свою невиновность и в результате существующей системы допроса признавали себя виновными…”, - заявил на допросе Полтевский.

Далее началась самая настоящая фальсификация “признаний” невиновных. Следователь, как правило, очень схематично писал протокол  “признаний” арестованных. Причем часто использовались и показания других обвиняемых по делу т.е. их клевета на арестованного указывалась в качестве его признания. Далее протокол проходил корректировку, проверялся Поповым, отпечатывался на машинке и передавался на подпись арестованному. 

Примечательно, что все черновики уничтожались, а собственноручные показания не подшивались. 

По воспоминаниям Полтевского, арестованные при виде таких показаний - полностью извращенных следователем - отказывались их подписывать. Тогда арестованного снова прогоняли через конвейер. Изможденные допросами арестованные ставили свою подпись в протоколе.

Аналогичные показания о работе 4-го отдела давали другие бывшие сотрудники.

В наиболее жесткие репрессированные годы судьбы “врагов народа” решали особые “тройки” НКВД. Как правило, в них входили начальник НКВД региона, секретарь местного обкома и прокурор. “Тройки” создавались для ускорения судебных процессов и в среднем по стране такая “тройка” выносила в рабочий день 115-120 приговоров. К примеру, в Орловской области 1 ноября 1937 года рассмотрены дела 323 человек. К расстрелу приговорили 179 человек, а 144 получили сроки в лагерях. Никто не оправдан.

Согласно архивным данным,  с 1 ноября 1937 по 27 октября 1938 особой “тройкой” осуждено 11 466 человек. Ни одного оправдательного приговора за вынесено карателями. К смертной казни приговорили 3631 человека, а к лагерям 7 835. Пик пришелся на 1-2 декабря 1937 года. Тогда “тройка” осудила 821 человека: 318 приговорены к расстрелу, а 582 к лагерям. Лишь в октябре 1938 года число приговоров существенно упало и редко переваливало за сотку. Хочется отметить, что заседали такие “суды” почти каждый день.

В Орловской области особая “тройка” была образована 29 сентября 1937 года. Изначально в нее вошли начальник областного УНКВД Пинхус Симановский, 1-й секретарь Оргбюро ЦК ВКП(б) по области Владимир Никитин и секретарь Оргбюро ЦК ВКП(б) по области Константин Бидинский. Затем приказом от 13 ноября 1937 года в состав вошел замначальника орловского НКВД Владимир Валик. Среди вершителей судеб также был Василий Бойцов, который с конца апреля по начало июля 1938 года занимал должность секретаря Организационного бюро ЦК ВКП(б) по Орловской области, а с 7 июля 1938 по 20 января 1942 года первого секретаря Орловского обкома ВКП(б). Примечательно, что Бойцов в отличии от других членов “тройки” после 1938 года не пострадал. В послевоенные годы он работал в Госплане СССР (государственный орган, осуществлявший общегосударственное планирование развития народного хозяйства СССР и контроль за выполнением народнохозяйственных планов - прим.ред.).

Вместе с НКВДшниками судьбы орловцев решал  прокурор Орловской области Николай Солоницин и его замы Сикачев и Тимошин.

Историки указывают, что при передаче уголовных дел “тройкам” у обвиняемых почти не было шансов получить оправдательных приговор. Процент таких приговор равнялся мизерным 0,03% и то – обвиняемым в преступлениях против государственного строя просто везло. Дела готовились в спешке и часто путали фамилии, даты рождения и прочее. Тогда уже дело направляли в суд.

Где казнили жертв террора

 Одним из самых массовых захоронений в Орловской области стало урочище Липовчик в Ливенском районе. Здесь в кровавые 1937 и 1938 годы расстреляли и захоронили 423 человека. Расстрелы начинались в 22 часа, а заканчивались в 5 утра. 

В урочище Липовчик покоятся тела крестьян из разных районов Орловской и Курской областей. Все они обвинялись по печально известной статье 58-10 УК РСФСР (антисоветская пропаганда или агитация - прим.ред).Здесь же захоронены 33 священника РПЦ.

Сейчас на месте братской могилы в урочище Липовчик находится мемориальный комплекс в память жертвам репрессий. 

Смертные приговоры приводили в действие и в подвале бывшего райотдела НКВД. Установлены имена 224 расстрелянных орловцев. Это в основном крестьяне,  представители бывшего  купеческого сословия и духовенства. 

Приводились в исполнение приговоры в Медведевском лесу на окраине Орла. А 11 сентября 1941 году здесь по приказу Сталина поспешно расстреляли содержавшихся в орловской тюрьме 157 политзаключенных. Бойня прошла накануне прихода немецко-фашистских оккупантов. Этим фактом и объясняется массовый расстрел политзаключенных. В частности, их перемещение из орловской тюрьмы не представлялось возможным. 

О том, как осужденным объявлялся  приговор, поведал бывший начальник орловского УНКВД Фирсанов (с 17 января 1939 года до 1942 года - прим. ред.). Он и был одним из организаторов “Орловского расстрела” 1941 года: 

«Они препровождались в особую комнату, где опециальноподобранные лица из числа личного состава тюрьмы вкладывали в рот осужденному матерчатый кляп, завязывали его тряпкой, чтобы он не мог его вытолкнуть, и после этого объявляли о том, что он приговорен к высшей мере наказания - расстрелу. После этого приговоренного под руки выводили во двор тюрьмы и сажали в крытую машину с пуленепробиваемыми бортами…”

По словам Фирсанова, каратели перед исполнением приговоров выкапывали деревья с корнями. После погребения расстрелянных деревья сажали на прежнее место. 

В Медведевском лесу от рук соотечественников погибли один из основоположников отечественной кардиологии Дмитрий Плетнев, сестра Льва Троцкого и первая жена Льва Каменева Ольга Каменева, работники Коминтерна, бывшие советские разведчики.

В память жертв террора в Медведевском лесу установлен памятный камень -- символ великой трагедии скорби народа.

Дмитрий Краюхин уточняет, что помимо Медведевского леса есть данные о расстрелах и захоронениях в оврагах вдоль Наугорского шоссе, а также в районе Знаменки Орловской.

Кто они, попавшие под репрессии?

Зачастую в жернова репрессий попадали простые трудяги. Уже с приходом к власти большевиков началось, так называемое, раскулачивание. Обвиненных в использовании наемных работников крестьян лишали имущества и высылали с семьями в Сибирь, на Урал, в Казахстан, на Север.

В Орловской области оказалось много жертв раскулачивания - регион был аграрным и его основу составляли крестьяне.

Семья Самохиных жила в деревне Прилепы Болховского района. Хозяйством занимались три брата Тимофей, Семен и Петр. В основном они выращивали зерно, был у семьи скот, лошади и другие домашние животные и птицы. Вместе братья построили крупорушку. 

Под каток репрессий семья попала, отказавшись вступить в колхоз - такое встречалось нередко.

Новые власти еще и требовали передать колхозу весь скот, крупорушку, сельхозинвентарь. Семен не выдержал гнета и покончил жизнь самоубийством, а Тимофея был арестован НКВД. Через несколько месяцев семью вывезли в Болхов. Дом, скот, домашнюю утварь изъяли в пользу местной власти.

В Болхове Тимофея освободили и вместе с женой и детьми (Василий - 16 лет, Александр - 10 лет, Алексей - 8 лет, Мария - 4 года и Николай - 1,5 года), а также другими семьями их погрузили в товарные вагоны и отправили в Карелию. Там прибывшим пришлось жить в холодных бараках. Уже зимой от тифа умер самый младших ребенок Николай. Тимофея и Василия отправили работать на лесозаготовке. 

Позже для переселенцев построили дома - в одном доме жило две семьи. Поселок назвали Верхний Идель. На изнурительных работах Тимофей заболел туберкулезом и умер в 1940 году. Когда началась Великая Отечественная война мать с младшими детьми, Алексеем и Марией, вывезли в Архангельскую область.

Василия оставили шкипером на лихтере в Беломоро-Онежском пароходстве. Другой сын, Александр, после окончания ремесленного училища в Беломорске ушел на фронт и погиб. В 1942 году призвали Алексея. Только после окончания войны близкие узнали, что он пропал без вести.

В 1994 году семью реабилитировали. 

Система сломала жизнь и семье Поздняковых. Они жили в селе Лаврово Орловского района в большом добротном доме с амбаром, конюшней, ригой. 

Советское «правосудие» постучалось в дом Поздняковых в начале 1929 года. Тогда главу семьи Михаила арестовали как врага народа. Этому предшествовал отказ Позднякова вступать в колхоз.

Михаила и еще пятерых односельчан отправили в ссылку. Разделила судьбу Михаила его большая семья. Всех 15 членов семьи без вещей и денег привезли в Орел и погрузили забитые людьми товарные вагоны. 

В ссылке в Архангельской области им пришлось жить в сырой заброшенной церкви, которая отапливалась одной печью-«буржуйкой». В тяжелых условиях Севера при постоянном голоде начали умирать немощные старики и дети. Женщины шли в город собирать милостыню.

Местные власти все же сжалилось над огромной семьей и разрешили родственникам ссыльных забрать детей и стариков назад домой. Детей Михаила приютил в Орле его брат Иван.

Позже из спецпоселения сбежали жена Михаила и его мать.  Целый месяц без документов и денег добирались до Лаврово. 

Отметим, что вся семья Поздняковых реабилитирована.

^{Репрессированные орловцы}

Нередко после ареста «врагов народа» их судьба оставалась неизвестным даже близким. 

Лишь после смерти Сталина завеса тайны приоткрывалась. «Мой отец, Стырн Владимир Яковлевич, 1887 г. р., проживая и работая  бухгалтером в г. Орле, в 1937 г. ночью (с 14 на 15 декабря) был арестован. На запрос жены - Стырн Татьяны Ивановны ответа не последовало. Насколько мне помнится, начальником УНКВД был тогда Симановский, который заявил мне и маме: «Идите отсюда, пока вас не арестовал. Чего Вы хотите, ведь он латыш!»», - писала дочь репрессированного в орловское Управление МБ.

Фактически арест Владимира Стырна изменил жизнь его близких на до и после. Жену Владимира сразу же уволили – она работала заведующей детским садом. После супруга Владимира от такого удара судьбы стала инвалидом. Пенсии она не заработала – помогала дочь. К счастью, несмотря на арест отца, девушке дали возможность закончить железнодорожный техникум. Жена Владимира так и умерла, не узнав, за что лишилась мужа. 

“Доказательствами” преступной работы Стырна послужили его показания. Следователь их получил на восьмой день ареста. Очевидно, что Стырну ничего не оставалось делать, как признать «вину».

При изучении дела бывшего бухгалтера винзавода были установлены грубейшие нарушения законности. Владимир Стырн полностью реабилитирован.

Борьба с “контрреволюционерами”

Не менее активно пожирали большевики чуждый себе класс “дворянство”. Рьяный исполнитель приказов начальства Симановский уже от своих подчиненных требовал “разворота активной борьбы с враждебным подпольем”, т.е. фактически уничтожения бывших дворян - людей, кто уже ничего не сделали бы с ними самими.

По требованию Симановского, его подчиненные въелись в бывшего помещика старика Валерия Лясковского. Вскоре Симановский в текущий документах обнаружил справку на арест Лясковского. Как утверждал следователь, старик контрреволюционно настроен, да и был раньше среди приближенных царской семьи - Лясковского нужно арестовать.

22 декабря 1937 года в дом Лясковского пришли каратели. У 79-летнего старика изъяли паспорт, личную переписку, портрет Александра III и именной пригласительный билет на коронацию. “Улики” оказались скудными и следователь Захаров явно занервничал. Понятых на допросе не было лишь супруга Лясковского Анна Сергеевна, да их соседи.

Допрос начался со стандартных вопросов, в том числе о работе старика. Лясковский держался уверенно и говорил откровенно. Старик объяснил, что зарабатывает на жизнь преподаванием иностранных языков на дому.

В преклонном возрасте Лясковский не мог позволить себе отдыхать. Новые власти лишили старика всего состояния и средств к существованию. Он дважды подвергался репрессиям: в 1930 году арестовывался «за контрреволюционную деятельность» по, так называемому, «делу краеведов», а в 1931 г. - «как содержатель золотой валюты» (У Лясковских изъяли последние фамильные ценности). Как следует из его анкеты, одна из дочерей, Надежда, жила в Югославии. 

После допроса старика отправили в тюрьму. Но вот незадача - следователю не хватало улик. Для вынесения приговора нужны были показания хотя бы двух-трех лиц о “враждебной деятельности”. Их нашли в том же доме, где жили старики Лясковские. Одна соседка поведала, что до 1936 года Лясковский был лишен избирательного права. Женщина с большой охотой рассказала, что старик враждебно относился к Советской власти. Кухонные реплики и ворчания Лясковского сразу же оказались в протоколе. 

Другим свидетелем враждебности Лясковского к большевикам стала бывшая владелица дома Киреевских. Имение у нее  до революции приобрел Лясковский. Женщина вселяла доверие и Лясковские часто читали при ней вслух письма дочери из Югославии. Следователю Захарову нужны были показания о связи Лясковского с царской семьей. «Из слов Лясковского мне стало известно, что он был знаком с Александром ІІІ, бывал у него на приемах. Наследник Николая ІІ Михаил проживал в имении Лясковского…”, - поведала бывшая дворянка.

Далее Захаров прямо спросил о враждебности старика к большевикам. И свидетельница это подтвердила. Она рассказала, как Лясковский открыто говорил о жизни в нужде народа при новой власти. “Нужные” показания дали и другие свидетели.

С “железными” доказательствами Захаров стал допрашивать старика. Он в очередной раз “сознался” в тягчейшем преступлении - до революции Лясковский был помещиком. Снова он перечислил былое имущество.

Затем Захаров перешел к “железным” доказательством, которые Лясковский с легкостью опровергал. Старик рассказал, что был как и все высшие чиновники (работал чиновником сверхштата Московского Главного архива МИД - прим.ред.) приглашен  на коронацию Александра ІІІ, однако так там не не побывал. Близок царской семье не был.

Как честный человек Лясковский не отрицал, что какое-то врем Великий князь Михаил жил по найму в его доме в Орле - Захарова эти показания очень воодушевили.

Переезд дочери Надежды в Югославию старик объяснил просто - ей из -за болезни пришлось перебрать сначала в Латвию, а затем в Югославию.

Доказательств Захарову не хватало и он пошел ва-банк. Он заявил,что следствие установило его враждебность к Советской власти и причастность к антисоветской агитации.

Старик же был предельно честен со следователем. «Отношение мое к Советской власти лояльное, и антисоветской агитацией я никогда не занимался». И, строго говоря, это соответствовало истине. Следователь же гнет свое: «Следствие располагает данными, что вы проводили  клевету на советскую печать». Неожиданно старик заявляет: «Я считаю, что в советских газетах о многом умалчивают, в частности о жизни за границей. О жизни же в Советском Союзе, я считаю, пишут в газетах правду, но хромают заметки... Но это мои личные убеждения. Среди же населения я никогда не распространял клевету. на советскую печать», - такой был диалог между жертвой и карателем.

Это достаточно, чтобы предъявить 79-летнему старику обвинение. Через шесть дней после ареста, 28 декабря, “особая тройка” приговорила Валерия Лясковского к расстрелу. 

Приговор приведен в действие 14 января 1938 года в Орле. Лясковский реабилитирован спустя 52 года. местонахождение его могилы неизвестно.

Знаменитые узники орловских тюрем

В 1937 году под репрессивный каток попала большая группа ленинградских астрономов. Смела машина террора под себя и директора Астрономического института Бориса Нумерова и директора Пулковской обсерватории Бориса Герасимовича. Вся группа обвинялись «в участии в фашистской троцкистской террористической организации». Как полагало следствие, ученые ставили задачу установления в стране фашистской диктатуры. 

Примечательно, главный пункт обвинения Герасимовича заключался в осуществлении им, как установило следствие, вредительства в деле солнечного затмения. В том же 37-м его расстреляли, а Нумерова приговорили к 10 годам лишения свободы. Такая же участь постигла остальных “участников группы”. За своих коллег боролись астроном Григорий Шайн и физик Сергей Вавилов - младший брат репрессированного великого ученого-генетика Николая Вавилова.В конце 1938-начале 1939 годов они в письме к прокурору СССР Вышинскому попросили его о пересмотрела дела или предоставлении осужденным работы по специальности. Однако эти попытик оказались тщетными.

Заметим, из репрессированных ведущих астрономов страны как минимум трое оказались в Орловской области. Борис Нумеров последние месяцы жизни провел в Орловской тюрьме ГУГВ НКВД СССР, а Петр Яшнов и Николай Козырев содержались в тюрьме в г. Дмитровске Орловской области. Вышел из тюрьмы только Козырев. В дмитровской тюрьме он находился до мая 1939 года, а после его этапировали в Норильск. Лишь в декабря 1946 года Козырева выпустили условно-досрочно - коллеги-астрономы добились своего. В 1958 году его реабилитировали.

Судьба выдающегося советского терапевта, доктора медицины Дмитрия Плетнева также привела его в Орел. Здесь же и завершил свой жизненный путь знаменитый врач. Получив ярлык “враг народа” его труды больше не издавались, а ранее опубликованные изымались. 

В кровавом 37-м на Плетнева дважды шили дела. Сначала его арестовали в июне. Следствием утверждалось, что в 1934 году он кусал свою пациентку за грудь - после чего, у нее развилась тяжелая хроническая болезнь. Утверждалось, что Плетнев помощи ей не оказывал. во время расследования дела находился во внутренней тюрьме Лубянки, а 18 июля получил два года условно.

На этом злоключения Плетнева не закончились, вернее сказать только начинались. В декабре 1937 года 66-летнего старика вновь арестовали. Он проходил по сфабрикованному делу антисоветского (бухаринского) блока и обвинялся в убийстве Куйбышева и Горького. Плетневу все же удалось избежать высшей меры - его приговорили к 25 годам лишения свободы с конфискацией имущества и поражением в политических правах на 5 лет (лишение некоторых политических прав. “Лишенцы” не могли занимать некоторые должности, быть членами профсоюзов и др. - прим.ред.) 

После приговора, находясь в Орловской тюрьме, Плетнев писал Ворошилову, Вышинскому и Берии. Его письма переполнены эмоциями, в них он выражает уверенность на восторжествующую в итоге справедливость:

«Я осужден, - писал он в орловской камере, - по делу Бухарина на 25 лет, то есть на пожизненное заключение в тюремную могилу. Ко мне применялись ужасающие ругань, угрозы смертной казни, таскание за шиворот, душение за горло, пытка недосыпанием. В течение пяти недель сон был по 2 - 3 часа в сутки, были угрозы вырвать у меня глотку и с ней признание, избиения резиновой палкой. Всем этим я был доведен до паралича половины тела. Я коченею в окружающей меня лжи и стуже, среди пигмеев и червей, ведущих свою подрывную работу. Покажите, пожалуйста, что добиться истины у нас в Союзе так же возможно, как и в других культурных странах. Правда воссияет!..››

Однако казнь настигнет и его. Вместе с почти двумя сотнями узников Орловской тюрьмы он будет расстрелян в Медведевском лесу до прихода в город гитлеровцев.

Каратели в жерновах репрессий

13 января 1939 года стало роковым для начальник орловского УНКВД Пинхуса Симановского. Борца с “врагами народа” заподозрили самого в антисоветской деятельности в НКВД  и арестовали.

Следствие полагало, что  в 1937-1938 годах возглавлявший орловское УНКВД Симановский «при проведении операции по изъятию контрреволюционного элемента проводил необоснованные аресты, широко применял запрещенные законом извращенные методы ведения следствия: фальсификацию следственных документов, избиение арестованных и т.д.”

Кроме того, Симановского обвиняли в участии в заговорческой группе существовавшей в НКВД. По версии следствия, он “проводил вражескую подрывную деятельность”.

Еще по теме: «Мнение такого общества нас не должно интересовать». Иконников вступил в дискуссию с Вдовиным по поводу бюста Сталина

Депутат Михаил Вдовин усомнился в том, что Орлу сейчас нужен бюст Сталина

Симановский лишь признавал “перегибы” в работе. Под “перегибами” он подразумевал необоснованные аресты, избиения арестованных и пр.

Военной Коллегией Верховного Суда СССР 21 февраля 1940 года Симановский П. Ш. по ст. ст. 58-1 «а» и 58-11 УК РСФСР осужден к расстрелу. Приговор приведен в исполнение. Согласно ст. 4 Закона РФ от 18.10.91 г. реабилитации не подлежит.

Расстреляли и заместителя Симановского Владимира Валика. Он также обвинялся в антисоветской деятельности, проходил по все той же 58-й статье. Следователю он признался во «вражеской деятельности». Уже на суде  15 июня 1939 года отказался от этих показаний, заявив, что оговорил себя. Реабилитации не подлежит.

^{Симановский и Валик}

Бывшие вершители судеб, рьяно выполняя волю товарища Сталина, оказавшись самими на месте подследственного искренне не понимали,как их могли заподозрить в работе против партии - ведь они жили и трудились на благо новой власти, ежедневно приводя смертные приговоры в действия. Вот как, к примеру, негодовал бывший каратель, заподозренный в антисоветской деятельности. Бывший оперуполномоченный орловского УНКВД, расстреливавший жертв политического террора был возмущен, как такого передовика могли заподозрить в попытках свергнуть власть.

 «…Я честный член партии и неплохо работал. Нет ни одного партийного или боевого, оперативного задания, чтобы я не выполнил. Мне предписывали предательство. Как у людей только поворачивается язык?! Я лично сам за 1937 г. по июль 1938 г. вместе с моими десятью товарищами - шоферами и фельдъегерями уничтожил полную армию врагов Советской власти (расстрелял по приговору 1500 единиц). Легче было тому же Симановскому или прокурору написать «расстрелять», а нам их, паразитов, приходилось таскать на собственной горбине. Я, а также мой коллектив это выполняли вполне сознательно, зная, что выполняем ответственное поручение партии, имели классовую ненависть к врагам трудового народа. Так я воспитывал своих товарищей по работе. Эту работу мы выполняли по выходным дням,дабы не в ущерб агентурно-следственной работе”, - рассказывал о своей нелегкой работе бывший каратель.

Осознал ли он всю мерзость своей работы? Прочувстовал ли весь ужас, который совершил? - это нам неизвестно. Однако смею предположить, что в своих злодеяниях он не раскаялся. Ведь из письма видно, что в первую очередь он беспокоился о себе, жаль ему было себя.

P.S.

Завершить данный материал хотелось бы цитатой из книги памяти орловских жертв репрессий, так как в ней отражается суть тех кровавых времен:  “...помимо подлинных противников власти,стрельба преступно велась... по собственному народу. И оправдывать эти жертвы псевдонаучными рассуждениями об “особенностях сложившейся в стране ситуации” - безнравственно. Политический террор не может иметь оправданий, ибо Добро не созидается через Зло, а благо для людей - через преступления».

Виктория Тихомирова